какого черта ты их продаешь?
– Я не знаю, – ответил я, и это была чистая правда.
– Да ладно тебе, Ларри, – сказал он.
Мой друг знал, что обычно я не играю без причины. Если я на сильно растущем рынке продаю без покрытия тысячу акций Union Pacific, значит, для этого должна быть очень веская причина.
– Я не знаю, – повторил я. – Просто мне кажется, что-то должно случиться.
– Что должно случиться?
– Не знаю. Я не могу назвать какую-то определенную причину. Знаю только одно: я хочу продать эти акции. Более того, сейчас я продам еще одну тысячу.
Я вернулся к стойке клерка и отдал распоряжение на продажу еще одной тысячи акций. Если я был прав, продав первую тысячу, тогда пусть моя правота принесет мне больше денег.
– Что же может случиться? – не унимался мой друг, который никак не мог решиться последовать моему примеру. Если бы я сказал ему, что до меня дошли слухи о предстоящем снижении акций Union Pacific, он тоже стал бы играть на понижение, не допытываясь, от кого я это слышал и в чем может быть причина. – Что может случиться? – повторил он.
– Случиться может миллион вещей, – ответил я. – Но я вовсе не обещаю, что что-то из этого миллиона произойдет. Я не умею предсказывать будущее и не могу рационально объяснить свое решение.
– Тогда ты сумасшедший, – сказал он. – Ведь это чистое безумие – продавать акции без всякой причины, ни с того ни с сего.
– Я не знаю, почему мне захотелось их продать, – сказал я. – Мне захотелось – и это все, что я знаю.
Желание мое было настолько сильным, что я пошел и продал еще одну, третью, тысячу.
Для моего друга это было уже слишком. Он крепко схватил меня за руку и сказал:
– Слушай, давай-ка двигать отсюда, пока ты не продал весь акционерный капитал.
Я продал достаточно, чтобы сполна удовлетворить свое желание, поэтому охотно последовал за своим другом, даже не дождавшись отчета о выполнении моего распоряжения насчет последних двух тысяч акций. По моим меркам, это был весьма большой пакет для короткой продажи, даже если у меня были самые веские причины для таких действий. А уж для продажи беспричинной этого было более чем достаточно, особенно в условиях стабильно растущего рынка, где «медвежья» игра на понижение никому и в голову не приходила. Но я помнил, что в предыдущих случаях, когда я испытывал такое же сильное желание сыграть на понижение и не делал того, что подсказывала мне интуиция, у меня потом всегда находились причины пожалеть об этом.
Я рассказывал приятелям некоторые из этих историй о моих озарениях, и кое-кто из них уверял меня, что интуиция – это проявление работы подсознания, моего творческого разума. Это тот самый разум, который побуждает художников создавать великие шедевры, причем они сами не понимают, как у них это получается. Возможно, это проявился кумулятивный эффект разрозненных обрывков информации, скопившихся в моей голове, которые, если рассматривать их по отдельности, сами по себе малозначительны, но в совокупности оказываются мощной силой. Быть может,
