моего дома в Саратове.
– Поцелуй меня, пожалуйста, – я не отрываясь, смотрела прямо ему в лицо. – Пожалуйста. Я словно никак не могу отмыться от его губ, – я осеклась, не желая продолжать, надеясь, что он поймет, что я имела в виду.
Он понял, я видела, как изменилось его лицо.
– Если тебе очень противно, – набравшись мужества, начала я, но не закончила.
Его губы на секунду мягко коснулись моего рта, я почувствовала холодок его зубов, но все тотчас окончилось. Он отстранился от меня и вышел в коридор. Я стояла, как оглушенная, и глупо таращилась на свое отражение в зеркале.
Последние две недели до конца лета мы не отходили друг от друга, вместе ездили на пляж, купались, загорали, вместе ели морожение и бродили по набережной. Между нами установилась какая-то невидимая связь, но он не торопился переводить ее в какое-либо иное русло, кроме прежних дружеских отношений, и временами меня охватывало отчаянье, что он никогда, никогда не полюбит меня иначе, чем своего маленького друга Лешку, так нуждавшегося в его внимании много лет назад.
Перед отъездом я снова зашла к Литинским, чтобы проститься со всеми до следующего года. Крис и пани Изольды не оказалось дома, а Зигмунт сидел на веранде и читал какой-то толстенный учебник.
– Я уезжаю! – едва поздоровавшись, выпалила я. – Через два часа у нас с отцом заказано такси. А вы?
– Мы уедем дней через пять, – спокойно сказал он, отрываясь от книги.
– Ты приедешь на следующий год?
– Наверное. Только попозже, мой отпуск начнется где-то в середине июня. Надеюсь, ты не бросишь институт сразу же на первом курсе? Хотя бы ради меня.
– Нет, конечно. Я буду очень скучать по тебе.
– Я тоже.
– Может быть, ты приедешь ко мне в гости на зимние каникулы? Я познакомлю тебя с моей мамой.
Он мимолетно улыбнулся и прикрыл глаза, словно безмолвно соглашаясь, но потом все-таки сказал:
– Конечно, приеду, если получится. Спасибо за приглашение.
Я взохнула.
– Я пойду. А то отец и так, наверное, ругается, что я изчезла.
– Счастливо тебе, малыш.
Он был абсолютно спокоен, очень спокоен и напряжен. Возле дверей он неожиданно окликнул меня.
– Секунду, малыш.
Я смотрела, как он приближается ко мне и мое сердце ликовало. Мне казалось, что он обнимет меня, поцелует и оставит с собой навсегда, увезет к себе домой, в Ригу, и мы с ним никогда больше не будем расставаться. Но он просто надел мне на шею цепочку с иконкой с надписью не немецком языке. Если бы мы знали тогда, что видим друг друга в последний раз! Эту иконку я носила, не снимая, долгие восем лет, и потеряла накануне своего замужества. Звенья тонкого замочка серебрянного шнурка ослабли и разошлись, и цепочка просто соскользнула с моей шеи, в то время как я даже не подозревала об этом, унеся с собой даже тень памяти о моей первой детской любви, память о которой будет преследовать меня вечно.
Этот
