моя по дороге пала. От своих я отстал. Не стали они меня дожидаться. Вперед уехали. Обещали после навстречу чего выслать. Да, видать, забыли. Не до меня, сиротки, им стало…
Вроде бы, и правду говорил степняк. Много людей с тех краев к ним шли. Но по одежке-то его не верилось в то, что он пеший совершил долгий путь – штаны на нем, как новые, и сапоги вовсе не стоптанные. Будто бы вчера только их сапожник стачал или пару деньков назад.
– Брешешь, собака узкоглазая! – надвигаясь с плеткой в руке кинул сквозь зубы начальник караула.
– Вот те крест! – истово перекрестился степняк, задирая голову и словно случайно обнажая своим неловким движением руки тоненькую серебряную цепочку с маленьким простеньким крестиком из того же металла. – Истинную правду говорю, ни слова не соврал!
– Так ты крещенный? – удивился караулбаши.
Окончательно запутавшись, он махнул рукой, приказал тащить того степняка к начальнику стражи. Пусть они сами с этим человеком разбираются. Его дело маленькое – задерживать всех подозрительных. А что дальше с ними случится – его уже не касается.
Вот и смена подошла, скоро им всем отправляться на заслуженный отдых. И не стоит больше положенного на службе задерживаться…
Люд, скопившийся у крепостной стены, струйкой, сузившейся возле тесного прохода, втянулся в город, унося с собой и разнося по всему городу свои ночные страхи и переживания. Навстречу ему шли и ехали горожане и гости из дальних и ближних земель, к тому самому времени закончившие свои дела в столице государства булгар. У каждого свои заботы и печали, которые незаметно терялись, бесследно растворялись, теряя всю свою важность и исключительность в общей суете…
Шаркающими шагами, помогая себе сучковатой палочкой, древний старичок с согбенной спиной с трудом доковылял до поворота кривой улочки. Встал в густой тени развесистого дерева, воровато оглянулся и зыркнул он по всем сторонам пронзительными глазищами.
Никого вокруг не заметив, старикашка молодцевато распрямился, стал намного выше ростом. Брезгливо скинул он со своих плеч драный халат. Поморщившись, смахнул с головы парик из пакли, пиная ногами, торопливо затолкал его под выступающие над землей камни.
Быстрыми и ловкими движениями молодых рук чужестранец извлек из переметной сумы, притороченной к седлу, добротный шелковый халат. Накинул его, натянул на голову пеструю чалму и превратился по виду если и не в самого настоящего купца-араба, то уж точно в его сноровистого и преуспевающего помощника.
Прикрыв глаза, он немного постоял, привыкая к новому облику, стряхивая со своих крепких плеч старческую дряхлость и ощущая, как они наливаются молодецкой удалью. Еще в детстве, бывало, мать ему говорила, что в нем живет талант к перевоплощению.
Мать его родилась иудейкой и в свое время преуспела в лицедействе. Умудрилась убедить того человека, которого он всегда называл своим отцом, в том, что он был его сыном.
