стороны. Я тихонько встаю между баком и забором и жду. Слышу – полезло тело. Пыхтит, чем-то звякает, но упорно лезет. Наконец, сверху посыпался снег – забрался, сейчас прыгать будет! «Бах!» – приземлился на бак спиной ко мне. «Прыг!» – спрыгнул на землю. Тут я ему руку на плечо и положил, мол, попался, голубчик! А он повернулся ко мне и резко, с разворота… нет, не в морду. Он, мерзавец, оказывается, держал в руках две бутылки водки, вот их он мне и сунул, ляпнув: «Держи!». Ну, вот ты мне скажи, старпом, если тебе неожиданно сунут в руки две бутылки и скажут: «Держи!», ты что сделаешь? Естественно, я их машинально схватил. А этот мерзавец как припустит!.. Только пыль снежная из-под копыт. Куда там догонять? Мало того, что он моложе, так я еще с грузом – не бросать же водку-то, жалко. Самое печальное – я ведь из-за этой водки ни лица не разглядел, ни сколько у него лычек на рукаве. Тонким психологом оказался этот самовольщик!
На следующий день, сменившись, оба – дежурный и его старпом – распили трофейную водку (у Виктора Владимировича жена была в отъезде). Помолчав, старпом спросил:
– А что, Виктор Владимирович, положа руку на сердце, ведь молодец курсант, а? Не растерялся.
– Мерзавец твой курсант! – рассердился капраз. – Гауптвахта по нему
плачет. Никакой дисциплины! – сказал, и задумчиво посмотрел на своё отражение в окне. Ему вдруг вспомнились курсантские годы, и показалось, что отразившиеся в окне погоны капитана первого ранга растворились, и вместо звёзд на них появились курсантские якоря… Отражение взглянуло ему в глаза, улыбнулось и подмигнуло…
Комбриг
Степан Петрович Топорков был, как мы, курсанты, говорили, молодым и перспективным офицером – ему всего сорок пять лет, а он уже капитан третьего ранга! Командиром роты к нам он пришел из Нахимовского училища, где воспитывал пацанов. Его бывшие питомцы рассказывали, как он заходил к ним в казарму под утро и орал в мегафон: «Рота! Через пятнадцать минут подъем!!!». У нас в училище такими делами он не занимался, но его кредо можно было определить его же словами: «Надо делать людям плохо, чтобы потом им было хорошо!» и «Если надо – все в гроб ляжем, но пока такой необходимости не возникло!».
С первых же дней командования нами он получил кличку «Комбриг» (помните, в «Бумбараше»: комбриг Мэ Нэ Колун?), звание «капитан второго ранга» и начал портить нам кровь. Надо отдать должное – это он умел хорошо делать! Одни его публичные выступления перед строем роты чего стоят! Рекорд длительности такого выступления – сорок восемь минут. Причем следует отметить, что выступать он любил обычно после занятий, то бишь, перед обедом. Но поскольку распорядком дня не было предусмотрено такого рода выступлений, то обед начинался сразу после занятий, но не для нас! Мы, выслушав кучу перлов от Комбрига, шли в столовую есть холодный обед. Слава Богу, такое безобразие продолжалось не каждый день, изредка нам удавалось и горяченького покушать.
Та самая рекордная (48 минут) речь Комбрига
