дорожная сумка Ильи. Сняв туфли, Катя прошла в кухню. Мягкий, струящийся свет абажура, ложился на стол размытой крапиной. Илья молча листал папку с бумагами. Поправив причёску привычным движением, она налила стакан воды и осушила его. Преодолев какой-то внутренний барьер, подошла к мужу, навалилась на плечи, обняла и прошептала:
– Прости. Пожалуйста, прости!
Илья не ответил, а на душе у него было скверно.
«О чём ты только думал! Собрал сумку… Тогда ты вообще ничего не говорил. Собрал сумку и всё. Обиделся».
– Пап! Мам! Я гулять, – предупредила вошедшая в комнату дочь. Посмотрев на родителей, спросила:
– Вы, почему такие грустные?
– Совсем нет, – ответил Илья, серьёзным голосом.
Даша, сделав смешную гримасу, поспешила уйти.
– В девять, чтобы дома была. Оденься теплей. Снег обещали.
– Хорошо пап!
Входная дверь хлопнула. Катя и Илья переглянулись, не решаясь дольше задерживать взглядов. Они молчали. Невидимое, отталкивающее поле, созданное из волокон подозрения и отрешённости, путалось между ними. Он гнал мысль об измене. Перед ним проплыли сцены, разговоры, поступки. На мгновение Катя показалась ему не знакомой, какой-то другой, не родной. И всё же было сомнение.
«Ну, что же Катя! Появились претензии. К этому собственно и шло. Какой уж есть. У меня их тоже не мало. Так и будем молчать. А что же дальше? Дальше то что, Катя?».
Кого-то лирические, чарующие встречи, бурные романы, захлестнут впечатлениями, взбодрят. Окатив весной, наполнят смыслом будущее. Кому-то обновят жизнь, вдохнув нечто яркое и сочное в существующий порядок, разрушив в нём давно отжившее. А остальным и потерпевшим, напомнят о самоуважении, раскроят на части, каждая из которых так и останется частью. Подтолкнут на поиски чего-то нового в себе и для себя лично, но возможно останутся в памяти чем-то горьким.
Катя не желала оправдываться, отрицать или винить кого бы то ни было. Она переживала, пыталась вернуть прежнюю жизнь и понимание. Чувствовать себя не только женой, но и женщиной. Но у неё это как-то неважно получалось. Она частенько срывалась, терзая не только себя.
«А он не простил. Мала ли, что болтают. Эх, ты Илья… Сплетням поверил! Люблю, вот и дёргаю. Я же не оловянная. Некогда, некогда! Занятой ты наш. Взял бы за руку, помнишь как у тополя. Сводил бы в парк, хоть в цирк. Куда-нибудь! Ты, я и Даша. Бегаем, суетимся. Себя не слышим, просьб не помним. Отстранились. Каждый сам по себе. Одно на другое наложилось и покатился ком с горы. Вот так Илюша, разводят нас. Неужели не ясно».
Тишина и звон в ушах от пустоты в квартире.
Илья стоял у подъезда и размышлял. Мыслей много. Паскудные мысли. Они перемешались в голове как лотерейные шары в стеклянном барабане. Куда идти? Не куда. Пришли. Разговор не закончен. Ни чего не выяснили, не решили. Он оглядел двор. Даши нигде не было видно.
