они потеряли надежду.
Несколько старших ребят бросились навстречу Фелипе и подняли его. Вид мальчика был ужасен: рубашка и штаны прогорели во многих местах, кожа на лице и плечах вздулась волдырями, и особенно были обожжены ноги.
Немного оправившись и напившись воды из фляжки, оказавшейся у одного из ребят, Фелипе рассказал, как ему удалось подняться на гребень кратера и найти крест. Его перекладину Бруно принес с собой, и обе партии признали, что Фелипе честно выполнил свою задачу.
О том, как он спускался, мальчик сказал коротко. Отрезанный от подножия горы двумя потоками лавы, Фелипе вынужден был пожертвовать башмаками. Он бросил их на середину более узкого потока так, чтобы они легли рядом. Воспользовавшись башмаками как опорой, Фелипе в два отчаянных прыжка перемахнул через поток. Оглянувшись, он увидел, как башмаки пылали белым пламенем на огненно-вишневой поверхности лавы.
В дальнейший путь Фелипе пустился босиком по горячим камням, по обжигающей россыпи пепла. Он шел, пока мог, а потом пополз…
Окончив рассказ, Фелипе слабеющим голосом спросил:
– А где Луис? Ему надо спешить, чтобы успеть побывать на вершине до рассвета. Но он должен выбрать другой путь…
Джузеппе Висконти огорченно сказал:
– Луиса нет.
– Сбежал? Струсил? – оживился Фелипе.
– Нет, его увел отец.
Ребята рассказали о появлении капитана Ромеро и о том, как держал себя Луис.
– Я думаю, – сказал Джузеппе, – что Луис исполнит обещание и пойдет на Везувий завтра ночью. А мы понесем тебя в Сан-Джованни…
Но едва мальчики подняли товарища, как из ущелья послышались крики:
– О-э! О-э!!
– О-э-э!.. – хором завопили ребята. – Мы здесь!
И вскоре новая группа людей появилась перед изумленными мальчиками, которые никак не предполагали, что их ночное приключение наделает столько переполоха. На этот раз по крутому склону ущелья взобрались жители Сан-Джованни ди Ческо, и вел их старый Бруно, широкоплечий человек с военной выправкой, с мужественным лицом, покрытым шрамами от старых ран. За Джованни Бруно следовали отец Паоло Рангони, старший брат Себастьяно Ленци, мать маленького Пьетро Савелли и другие.
Сан-джованнским мальчишкам стало не по себе: они почувствовали, что их похождение добром не кончится и, пожалуй, за него придется расплатиться подороже, чем за налеты на чужие сады. Вид старших, которым после утомительной дневной работы пришлось покинуть постели и пройти ночью несколько миль,[5] был далеко не обнадеживающим. Ребятам со страху даже показалось, что кое-кто из пришедших прячет за спиной хворостины.
Джованни Бруно бросился к сыну:
– Мальчик мой, ты весь изранен!
Несмотря на жгучую боль от ожогов, Фелипе улыбнулся и гордо сказал:
– Отец, я был на Везувии!
– Да, я знаю о твоем споре с Луисом Ромеро. Хромой Томмазо нам все рассказал.
Неаполитанская миля равнялась 2 километрам 226 метрам.
