представление о размерах мегаполиса, почти не выходя из автобуса. Мы, словно примерили на себе этот город, плечами ощутив пределы его «прямоугольного» центра. Фигура имеет с востока на запад приблизительно километров шестнадцать и с юга на север – восемь-семь километров. Внутри ее (ближе к южному краю), извиваясь, течет на восток река Темза. Центр Лондона – на холмистом северном берегу.
Мы не намерены больше носиться по городу. Теперь мы будем «ввинчиваться» в него изнутри и осторожно вживаться.
Наконец, я добрался до «своей» комнаты. Полчаса полежал, переоделся, переобулся в сухое и почувствовал сильный голод.
6.
Выйдя в холл, постояв и послушав, я неожиданно, понял, что ошибался, считая всех служащих «Александры» русскоязычными. За столом сидел длинноносый рыжекудрый портье (лет тридцати пяти). По-русски он знал всего несколько фраз, а на «колониальном английском» изъяснялся лучше меня. Говорили, он – турок.
Выждав момент, я спросил у него совета, где можно недорого перекусить. «Недорого – это проблема», – ответил парень и, поразмыслив, назвал мне два адреса. Первый – рыбный магазинчик неподалеку от нас. До другого – надо ехать «подземкой», «там, однако, бывают недорогие цыплята». Портье начертил на бумажке план, как идти от метро.
Когда я вышел из «Александры», уже смеркалось. До станции Паддингтон сопровождал мелкий дождичек. Теперь можно было не спешить. Единственное, что меня подгоняло, так это пустой желудок.
Местный подземный транспорт лет на семьдесят старше московского. Естественно и станций здесь побольше, хотя принцип тот же: кольцевая и радиальные линии. Многие идут параллельно, чтобы увеличивать пропускную способность в час пик. Через станцию Паддингтон проходили четыре трассы.
По знакомой обшарпанной лестнице я спустился к кассам, прошел турникеты, и погрузился в серое облако: переходы и крутая «нора» эскалатора были странного цвета, который рассеивает внимание и обволакивает словно туман. Наконец, меня вынесло на перрон «Circle line» (кольцевой линии), откуда предстояло ехать до станции «Сант Панкрас». Где-то там дожидался меня «мой» цыпленок.
Скромностью подземных сооружений меня не удивишь. Но здесь было нечто иное. Паддингтон-кольцевая – скорее, напоминала археологический срез, нежели метростанцию. Казалось, под городом шла широкая улица Дикенсовских времен. За дверьми и проемами окон прижатых друг к другу кирпичных домов, как будто остановилось Время. Крыши зданий подпирали навес, почерневший от дыма и копоти когда-то бегавших здесь паровозиков. Тротуарами служили сами перроны, а там, где должна была находиться проезжая часть, – лежали рельсы. Навес не доходил до торцов станционного зала, и в вышине, в проеме, над «черным квадратом» туннеля, светились уличные огни двадцать первого века.
Когда-то два важных европейских события (отмена рабства в России и открытие Лондонского метрополитена) почти что совпали по времени. В этом, казалось бы, случайном
