шаровар девушки. Сама мантия, цвета бледной дамасской розы, была расшита нитями золота и серебра, образующими сложный узор, к низу все более хаотичный и вспыхивающий цветами у ее ног.
«Я похожа на позолоченного павлина».
– У них у всех был такой нелепый вид? – спросила Шарзад.
И снова обе девушки неловко отвели взгляды.
«Я уверена, Шива не выглядела столь нелепо…»
Лицо Шарзад застыло.
«Шива наверняка выглядела красивой. Красивой и сильной».
Ее ногти вонзились в ладони; крошечные полумесяцы стальной решимости.
Головы всех трех девушек повернулись на тихий стук в дверь, а их дыхание замерло.
Несмотря на ее новообретенную решимость, сердце Шарзад начало колотиться.
– Можно войти? – нарушил тишину мягкий голос ее отца, пронизанный мольбой и извинением.
Шарзад медленно выдохнула… чуть слышно.
– Баба[1], что ты здесь делаешь? – Голос девушки звучал спокойно, однако настороженно.
Джахандар аль-Хайзуран неспешно вошел в комнату. Его борода и виски уже подернулись сединой, и множество оттенков карих глаз поблескивало и переливалось, как море в разгар шторма.
В руке он держал бутон розы. Бледный посередине, цветок имел красивые сочные лепестки, розовато-лиловые по краям.
– Где Ирза? – спросила Шарзад с угадывающейся в голосе тревогой.
Ее отец грустно улыбнулся.
– Она дома. Я не позволил ей пойти со мной, несмотря на то, что она боролась и бушевала до последнего момента.
«Хотя бы этим моим желанием он не пренебрег».
– Ты должен быть с ней. Сегодня ты ей особенно нужен. Пожалуйста, баба, ты сделаешь это для меня? Сделаешь, как мы договаривались? – Потянувшись, она взяла его за свободную руку, плотно сжав ее, умоляя этим жестом следовать изложенным ею накануне планам.
– Я… я не могу, дитя мое. – Джахандар опустил голову, рыдание поднималось в его груди, и узкие плечи дрожали от горя. – Шарзад…
– Будь сильным. Для Ирзы. Я обещаю, все будет хорошо. – Шарзад коснулась ладонью его обветренного лица и стерла скупые слезы со щеки.
– Я не могу. Мысль о том, что это, возможно, твой последний рассвет…
– Он не станет последним. Я увижу завтрашнюю зарю. Это могу тебе обещать.
Джахандар кивнул, его страдания ничуть не уменьшились. Он протянул розу в руке.
– Последняя из моего сада; она еще не успела полностью расцвести, но я хотел дать ее тебе как напоминание о доме.
Шарзад, улыбнувшись, потянулась к нему, любовь между ними была намного больше обычной благодарности, но он остановил ее. Осознав причину, она начала протестовать.
– Нет. По крайней мере в этом я могу хоть что-то для тебя сделать, – пробормотал отец почти про себя. Он уставился на розу, его лоб нахмурился, и уголки губ опустились.
Одна из служанок вежливо кашлянула,
Баба́ – уважительное обращение к отцу в арабских странах. (
