на цоколь колонны и, вытянув вперед сложенный зонтик от солнца, приняла позу римского полководца. Она и ее супруг Луис попросили Викторию сделать фотографию – девушку развеселила подобная просьба, и она ее выполнила, прежде чем рассерженный смотритель успел прогнать Констанс. – Констанс наверняка уже встречалась с сэром Френсисом на каком-нибудь общественном мероприятии, – задумчиво произнесла она. – Интересно, что она о нем скажет.
– Мне поехать сейчас же к леди Хогарт и передать ей сообщение, что вы хотели бы встретиться с ней?
– Было бы очень мило с вашей стороны, Хопкинс. – Виктория улыбнулась дворецкому. – Возьмите карету. Это наш бюджет переживет.
– С удовольствием, мисс. – Виктория знала, что Хопкинс не большой любитель лондонского общественного транспорта.
– Пока вас не будет, я проявлю фотографии.
– Желаю приятно провести время.
Хопкинс поспешно обошел стол и отодвинул ее стул в самый нужный момент.
Чуть позже Виктория в очередной раз наблюдала за чудом, когда на фотобумаге в проявляющей ванночке появились первые черные и белые контуры, а также оттенки серого, постепенно превращаясь в изображение. Она регулярно использовала электричество только при работе в фотокомнате. К счастью, упавший на землю во время демонстрации «Кодак» не пострадал. Кроме того, Виктория обрадовалась, что фотоаппарат оснащен дорогостоящей пленкой, а не стеклянными пластинками, поскольку те обязательно разбились бы при ударе. Некоторые фотографии – например, вроде той, где конный полицейский размахивал дубинкой, или фотографии убегающих от них согнувшись женщин, – по мнению девушки, получились очень хорошо. «Интересно, – подумала она, – напечатают ли их в “Морнинг Стар”».
Выйдя из фотокомнаты, Виктория увидела, что под дверью библиотеки, где обычно до позднего вечера работал над книгой ее отца Хопкинс, не горит свет. В кухне дворецкого тоже не было. Значит, он еще не вернулся из поездки в Хемпстед. Виктория нагрела воду на плите, налила ее в медную грелку.
Комната ее находилась в конце длинного коридора и окнами выходила на Грин-парк. Войдя к себе, Виктория зажгла керосиновую лампу и положила грелку в постель. Затем подошла к изящному письменному столику эпохи королевы Анны, взяла в руки серебряную рамочку с фотографией родителей. Ей говорили, что она как две капли воды похожа на свою мать, Амелию. Однако же, по мнению Виктории, та выглядела значительно менее хорошенькой, чем она сама. Матери она уже почти не помнила, но, думая о ней, чувствовала, что ее любили и оберегали, а это было самое главное. Отец был темноволосым, кареглазым и обладал резкими чертами лица, чем напоминал Виктории портреты аристократов, ставших в елизаветинскую эпоху каперами. «Хопкинс прав, – с симпатией подумала она, – он никогда меня не обманывал».
Переодевшись на ночь, Виктория легла в постель и погасила свет. Через минуту она уже крепко спала…
Она снова была в своей детской в квартире рядом с Холланд-парком. Няня
