полиции и скорой помощи.
– Я эту потаскуху еще трахну! – уходя, грозится бандит.
– Дорота… – будто сквозь туман доносится до меня слабый шепот Ахмеда. – Не говори полиции, что ты знаешь его, что он из твоей шко… – Он умолкает, судорожно хватая ртом воздух.
– Успокойся. – Я подвигаюсь к нему и нежно утыкаюсь лицом в его окровавленное плечо. – Не думай сейчас об этом. – Оборванными полами пальто я прикрываю свои голые ноги и ягодицы. – Отморозка поймают, до конца жизни из кутузки не выйдет…
– Нет, говорю тебе! – хрипит Ахмед, из последних сил пытаясь приподняться на локте. – Ну получит он два года условно, посидит с полгодика – и все. Оглянуться не успеет, как выйдет на свободу. Понимаешь?!
– Нет, не понимаю, – ошарашенно признаюсь я, снова укладывая его на мерзлую землю. За моей спиной уже слышны встревоженные голоса полицейских.
– Не понимаешь – ну и ладно. Я хочу решить этот вопрос по-своему, – едва слышно поясняет Ахмед. – Не говори им…
Двое санитаров уже кладут его на носилки и устремляются к карете «скорой». Вспыхивает мигалка, и «скорая» с воем отъезжает. Я остаюсь.
Подбегает полицейский.
– Что это было, кто это был?! – спрашивает взволнованно, даже не дав возможности медикам перевязать меня. – Вы кого-нибудь узнали? – настаивает он.
– Нет… Это какие-то чужие, не наши… – лгу я как по писаному и откидываюсь на землю, теряя сознание.
Не знаю, сколько времени проходит – то ли день, то ли неделя. Чувствую лишь острую головную боль и неведомую ранее слабость – как будто из меня вышел весь воздух. И непрестанно возвращаются ко мне картины той ночи.
Открыв глаза, я вижу озабоченное мамино лицо, какое-то медицинское оборудование, белые халаты врачей… и снова все окутывается туманом.
– Что с ним? – таковы первые слова, которые мне удается произнести.
– Все хорошо, все хорошо, – успокаивает меня мама. – Отдыхай, набирайся сил. Не думай сейчас о глупостях.
Что она говорит?! Да это же самое важное, что только может быть, ведь речь идет о самом любимом моем человеке, а она называет это глупостями… Вдруг он уже мертв, а мать так неумело пытается от меня это скрыть? Но вот она на минутку выходит, и я использую момент: сползаю, ослабевшая, с больничной койки и шаг за шагом, держась за стену, иду в отделение интенсивной терапии. Никто меня не останавливает – видно ведь, что я пациентка. Узнать меня сейчас нелегко: забинтованная голова, опухшее лицо с черными кровоподтеками под глазами и ссадинами на носу.
– Простите… – обращаюсь я к медсестре отделения, которая сидит в регистратуре. – Не знаю когда, но к вам должны были привезти моего парня. Его зовут Ахмед Салими, он араб… – Я едва дышу, ожидая наихудшего.
– А… это тот, с подрезанным горлом? – весело уточняет она. – Где же это вы волочились, что на вас такие бандиты напали?! – с любопытством
