ответила правильно. – Хотя Даша советовала к нему присмотреться. Что ты думаешь?
– Нет, – недослушав, ответил он.
Они остановились на углу Второй Советской и Греческой. На расстоянии, почти напротив ее дома, поблескивал церковный купол. Татьяна не могла вынести мысли о том, что он сейчас уйдет. Теперь, когда он пришел, попросил о невозможном и получил отказ, она боялась, что больше его не увидит. И снова останется одна. Нет… она не даст ему исчезнуть… Не сейчас.
– Александр, – тихо спросила она, глядя в его лицо, – твои родители все еще в Краснодаре?
– Нет. Не в Краснодаре.
Она не отвела глаз. Его взгляд словно проникал в ее сердце.
– Таня, я сейчас не могу всего объяснить, как бы ни хотел.
– Попробуй, – выдохнула она.
– Только помни, что все происходящее в настоящее время в Красной армии: смятение, неподготовленность, дезорганизация – все это невозможно понять, не зная событий последних четырех лет. Ясно?
Татьяна стояла, боясь пошевелиться.
– Не ясно. Какое отношение это имеет к твоим родителям?
Александр подступил чуть ближе, закрывая ее от заходящего солнца.
– Мои родители мертвы. Мать погибла в тридцать шестом, отец – в тридцать седьмом.
Она едва его слышала.
– Расстреляны. НКВД. Но теперь мне пора. Хорошо?
Потрясенное лицо Татьяны, должно быть, остановило его, потому что он похлопал ее по плечу и угрюмо усмехнулся:
– Не тревожься. Иногда все идет не так, как мы надеемся, какие бы планы мы ни строили, как бы ни добивались цели. Верно?
Татьяна молча кивнула. Ей почему-то казалось, что он имеет в виду не только своих родителей.
– Александр, ты хочешь…
– Мне пора, – повторил он. – Еще увидимся.
Ей ужасно хотелось спросить когда, но она промямлила только:
– Увидимся.
Девушке не хотелось идти домой, снова сидеть на кухне, в комнате, в замкнутом пространстве. Хорошо бы снова оказаться в трамвае, или на автобусной остановке, или даже в военторге, на улице, где угодно, только с ним.
Она все-таки добралась до своей квартиры и долго тупо стояла на площадке перед дверью, бездумно обводя пальцем восьмерку, готовясь войти и увидеть сестру.
В доме только и было разговоров, что о войне. Праздничного ужина никто не готовил, зато водки было много. Как и громких споров. Что будет с Ленинградом? Когда Татьяна вошла в комнату, отец с дедом как раз сцепились из-за политики Гитлера, словно оба знали его лично. Мама хотела знать, почему товарищ Сталин до сих пор не выступил по радио. Даша спрашивала, не следует ли ей уволиться с работы.
– С чего это? – раздраженно рявкнул отец. – Посмотри на Таню! Едва исполнилось семнадцать, и все же не спрашивает, стоит ли ей работать.
Все уставились на Татьяну. Даша растерянно хмурилась. Татьяна положила сумку.
– Сегодня
