и хотел жить там, где строят новую жизнь. Я как-то иронично заметил отцу, что это куда лучше, чем Массачусетс. Он ответил, что социализма без борьбы не построишь. Думаю, тогда он искренне в это верил.
– Когда вы приехали?
– В тридцатом, как раз после биржевого краха в двадцать девятом, – начал было объяснять Александр, но взглянул на ее непонимающее лицо и вздохнул. – Не важно. Мне было одиннадцать. И я вовсе не хотел покидать Баррингтон.
– О нет, – прошептала Татьяна.
– Но мы быстро отрезвели, когда пришлось возиться с примусами, нюхать вонь из туалета, умываться холодной водой. Мать начала пить. Почему нет? Пили все.
– Да, – кивнула Татьяна. Водка в доме не переводилась. Отец пил.
– А если туалет был занят соседями по квартире, мать выходила в парк и шла в общественный туалет, обычную выгребную яму, с деревянным помостом и дыркой в нем.
Он брезгливо передернулся, и Татьяна тоже вздрогнула, несмотря на теплый вечер. Она погладила Александра по плечу и, поскольку тот не отодвинулся, не отняла руки.
– По субботам, – продолжал Александр, – мы с отцом, как и твоя семья, шли в баню и по два часа ждали в очередях. Мать ходила туда по пятницам, жалея, я думаю, что не родила дочь. Тогда она не была бы так одинока и не страдала бы так сильно.
– А за тебя она не переживала?
– Еще как! Сначала все было ничего, но с годами я стал обвинять их в том, что испортили мне жизнь. Тогда мы жили в Москве. Семьдесят идеалистов, и не просто идеалистов, а идеалистов с женами и детьми, обитали в таких же коммуналках. Три туалета и три маленькие кухни на длинный коридор.
Татьяна только плечами пожала.
– Как ты это выдерживаешь?
Она немного подумала:
– В нашей квартире только двадцать пять человек, но… что я могу сказать? На даче куда лучше. Свежие помидоры, огурцы и утренний воздух, такой душистый! Пахнет чистотой.
– Да! – воскликнул Александр, едва она произнесла магическое слово «чистота».
– И, – добавила она, – так хорошо иногда побыть одной. Получить хотя бы немного…
Она запнулась, пытаясь найти подходящее слово.
Александр вытянул ноги и полуобернулся к Татьяне, пристально глядя ей в глаза.
– Ты понимаешь, о чем я? – выпалила она.
Он кивнул.
– Как по-твоему, что теперь будет?
– Дела не слишком хороши, Таня. Вероятно, кое-кто, особенно на Украине, надеется, что с приходом фашистов станет легче. Но Гитлер в два счета развеет эти иллюзии. Как развеял их в Австрии, Чехии и Польше. В любом случае, чем бы ни кончилась война, вряд ли для нас что-то изменится. Кстати, кого-то из твоих знакомых… забрали?
Татьяна крепче вцепилась в его плечо. Она не любила говорить на подобные темы. Это немного ее пугало.
– Я слышала, что одного из папиных сослуживцев арестовали. Несколько лет назад исчезли жилец с дочерью, а их комнату отдали Сарковым.
Она не сказала, что отец считал Сарковых сотрудниками
