Но судя по тому, как ты смотришь на нее…
– Прекрати! – повысил голос Александр, затягиваясь. – Напридумывал себе!
Дмитрий вздохнул:
– Ладно-ладно. Что я могу сказать? Втрескался в нее по самые уши…
Папироса медленно тлела в пальцах Александра.
– Втрескался? – переспросил он.
– Да. Почему тебя это удивляет? – от души расхохотался Дмитрий. – Думаешь, подлец вроде меня недостоин такой девушки, как Таня?
– Нет, вовсе нет. Но, насколько я слышал, ты не вылезаешь из «Садко».
– При чем тут это? – Прежде чем Александр успел ответить, он подступил ближе и понизил голос: – Таня слишком молода и просила меня не торопиться. Я уважаю ее желания и стараюсь быть терпеливым. Однако рано или поздно она опомнится и…
Александр отшвырнул папиросу, затоптал окурок и глухо сказал:
– Пойдем, пора.
Он направился к зданию, но Дмитрий догнал его и схватил за руку. Александр развернулся, вырвал руку и прошипел:
– Не лапай меня! Я тебе не Таня!
– Все-все, – поспешно заверил Дмитрий, отступая. – Умерь свою вспыльчивость, Александр Баррингтон.
Он тщательно выговорил каждую букву настоящей фамилии Александра. В сгущавшихся сумерках он казался еще меньше ростом, мелкие зубы – еще более острыми и желтыми, волосы – еще жирнее, глаза – еще уже.
Наутро Татьяна бежала на работу, полная новых надежд. Она постаралась не обращать внимания на охрану из войск НКВД, стоявшую у проходной. Правда, и они почти ее не замечали, а она съеживалась, стараясь сделаться невидимкой.
Для того чтобы рабочие меньше уставали и не манкировали своими обязанностями, их переводили с места на место каждые два часа. Оставив лебедку, которая поднимала танк и ставила его на гусеницы, Татьяна стала рисовать красные звезды на готовых машинах.
Илья, тощий подросток из ее бригады, не давал Татьяне прохода, особенно после того, как Александр перестал приходить вечерами: задавал бесконечные вопросы, на которые из вежливости приходилось отвечать до тех пор, пока она не выдерживала и не объясняла, что у нее полно работы. Каким-то образом он всегда ухитрялся оказываться рядом, независимо от того, сколько раз ее переводили на очередную операцию. Даже в столовой он вечно садился за ее столик, и Зина, которая его не выносила, бесцеремонно гнала мальчишку.
Но сегодня Татьяна его пожалела.
– Он такой одинокий, – пробормотала она, жуя котлету. – Похоже, у него никого нет. Останься, Илья.
Илья остался.
Татьяна могла позволить себе быть великодушной. Скорее бы кончался день. После вчерашней встречи она была уверена, что Александр придет. Даже надела лучшую юбку с блузкой и утром искупалась в ванне.
Вечером она выбежала из проходной, умытая и причесанная, и, улыбаясь, повернула к остановке.
Александра не было.
Она так и просидела на скамье с половины девятого до половины десятого, сложив руки
