пришел, еще до того, как мать произнесла хотя бы слово.
– Это Арфаст… Родственник Осборна де Сенвиля.
Осборн был советником Ричарда, более того, его другом. Когда Ричард был еще ребенком и находился в плену у короля франков, Осборн помог ему сбежать. Его родню не стоило обижать, и Альруна это понимала, хотя сейчас ей больше всего хотелось нагрубить этому Арфасту. Девушка с трудом собралась с мыслями. В конце концов, этот юноша не виноват, что мать пытается использовать его в своих целях. И этот юноша не виноват, что он не Ричард.
И все же… как он смел улыбаться ей? Как он смел подойти так близко? Как смел заговорить с ней?
– Я слышал, нет никого в Руане, кто прял бы и шил лучше тебя.
Альруна посмотрела на него, уголки ее губ дрогнули. Арфаст принял это за улыбку и просиял в ответ. На лице Матильды проступило облегчение.
– Зачем ты пришел? Тебе нужен новый камзол? Накидка? Или, может быть, сапоги? – холодно осведомилась Альруна.
– Я хотел бы полюбоваться сотканными тобой гобеленами.
И вновь боль провернула в ее сердце острый нож. Ричард никогда не интересовался тем, что Альруна так любила делать.
– С каких это пор мужчину интересуют женские дела? – грубо спросила она.
Но юноша все еще улыбался.
– Твоя мать говорит, что в этих гобеленах сокрыты целые истории. А истории умеют рассказывать и мужчины. Как и слушать.
Альруна не нашлась что возразить.
– Хорошо, я покажу тебе мои гобелены. Но моя мать их все уже видела. Полагаю, она оставит нас наедине, не так ли?
Матильда на это не рассчитывала. Женщина явно не знала, что ей теперь делать.
Девушка ощутила острое злорадство, но это чувство мгновенно улетучилось, когда Матильда вышла из комнаты и Альруна осталась с Арфастом одна. С Арфастом и со своей болью.
Она так и сидела за прялкой, не было сил подняться. Вначале Арфаст терпеливо ждал, но затем с тревогой спросил:
– Что с тобой?
Девушка опомнилась. «Ничего!» – хотелось крикнуть ей. У нее не было ни единого доказательства любви Ричарда – если речь не шла о любви брата к сестре. Ни одного слова, которое можно было бы переосмыслить так, будто Ричард признался ей в любви. Как кузнец кует раскаленное железо, пока не сотворит острый сияющий меч, ей хотелось изменять слова Ричарда, но слов не было. Ничего не было между ними, ничего вечного, как сталь, только трухлявое дерево, готовое раскрошиться от первого прикосновения.
Но этого она не могла сказать Арфасту. Они едва были знакомы. И он был так мил.
– Тебе больше не нужно притворяться, будто тебе интересно, – прошипела Альруна. – Мать тебя не слышит, а я знаю, что такие мужчины, как ты, интересуются только лошадьми и оружием. И ты приехал в Руан, чтобы служить герцогу, а не для того, чтобы нянчиться с какой-то девчонкой!
Если эта грубость и обидела его, Арфаст
