поднял глаза на Торгрима. Слезы проложили белые дорожки на его покрытом коркой запекшейся крови лице, и Торгрим подумал: «Я и представить себе не мог, чтобы этот человек выглядел еще более дико, а вот поди ж ты…»
– Да, кое-кто убит, – продолжал Старри, – Хадд и Фроди. Альф был еще жив, когда я видел его в последний раз, но это ненадолго. А вот я… я… все еще остаюсь в этом проклятом мире, даже когда валькирии у меня глазах уносят моих товарищей с поля боя!
– Ты плачешь, – сказал Торгрим, осторожно подбирая слова, – оттого, что не погиб?
– Разумеется, Ночной Волк! Что еще остается мужчине, как не проклинать судьбу, которая заставляет его оставаться в мире живых, не допуская в чертоги Вальгаллы!
Торгрим кивнул. Честно говоря, он даже не знал, что сказать. Здесь не было ни одного мужчины, включая его самого, кто не был бы твердо убежден в том, что славная смерть на поле брани приведет его к еще более славной жизни в чертогах Вальгаллы Одина. Но, тем не менее, у кого из них эта вера была столь сильна, что заставила бы плакать оттого, что он остался жив? Многие из тех, кто сейчас бездыханным лежал на поле боя в лужах крови, дай им шанс, наверняка предпочли бы отложить путешествие в загробную жизнь еще на несколько лет.
«А ты, Торгрим Ночной Волк?» – спросил себя Торгрим. После смерти жены он потерял радость жизни. Торгрим не хотел умирать, но и жизнь отныне не представляла для него особой ценности. Отчего он стал не менее опасен, чем Старри Бессмертный.
Торгрим машинально оглянулся туда, где один из его спутников с «Черного Ворона» перевязывал порез на руке Харальда. Когда сражение закончилось, Торгрим сразу же разыскал сына. Харальд был с ног до головы забрызган кровью, но лучился от счастья и восторга. Рана на руке, точнее, порез от удара копьем имел жуткий вид, но оказался неглубоким и уже перестал кровоточить к тому времени, как Торгрим нашел мальчика. Харальд даже не подозревал о том, что ранен, пока Торгрим не сказал ему об этом.
«А что будет с Харальдом?» Торгрим любил всех своих сыновей, но вот уже около года они с Харальдом вместе участвовали в набегах, что в корне меняло дело. Торгрим мог равнодушно относиться к себе, равно как и к тем, с кем отправился в плавание, но вот Харальд был ему вовсе не безразличен. Он еще был не готов оставить Харальда одного в этом мире. Мальчик рос не по дням, а по часам. Но он еще не стал взрослым.
Именно поэтому, чтобы помочь Харальду возмужать, Торгрим и сидел сейчас на траве, именно поэтому терпел болезненные и неумелые манипуляции сына с иглой. Каждый воин должен уметь зашивать раны, а практиковаться в этом искусстве было особенно негде, потому что никто же не станет обращаться с подобной просьбой к неумехе. И потому Торгрим настоял, чтобы не кто иной, как Харальд, зашил ему обе раны, полученные в бою. Харальд согласился, хотя и без особого энтузиазма. Откровенно говоря, он пришел в смятение, и руки у него дрожали даже сильнее, чем перед боем.
– Ну вот и все. – Харальд достал нож и обрезал кончик сухожилия. – Готово.
– Хорошая
