в плен дуб галл, и она превратилась в рабыню в Дуб-Линне. Долгие годы она страдала от издевательств и унижений, от насилия, побоев и голода. А когда она уже готова была бежать оттуда, ей передали, что Маэлсехнайлл желает, чтобы она и впредь оставалась там, дабы наблюдать за норманнами в Дуб-Линне и сообщать в Тару об их планах и замыслах. Ей пришлось еще несколько лет испытывать неисчислимые страдания, ужас и позор, пока наконец она не помогла Торгриму Ночному Волку с его отрядом бежать от датчан и не покинула город вместе с ними.
Нет. После всего, что ей пришлось пережить, после того, как брат ее взошел на трон в Таре, завладев Короной Трех Королевств, после того, как сама она возвысилась благодаря его положению, Морриган не позволит, чтобы ее оттеснила в сторону какая-то пустоголовая маленькая шлюха. Кроме того, ее нынешнее место в Таре позволяло ей погасить жаркое пламя, бушующее у нее в груди, унять ненависть к этим свиньям-язычникам, что приплыли из-за моря на своих драккарах и обесчестили ее Ирландию. Если она чему-нибудь и научилась у этого мерзавца Маэлсехнайлла, так это тому, как нужно захватывать и удерживать власть. И она не сидела сложа руки, вовсе нет.
– Благодарю вас, госпожа, – отозвался Доннел.
Он вновь отвесил ей короткий и неуклюжий поклон, неумело подражая придворной моде, которая была совершенно чуждой ему еще какой-нибудь год назад, после чего повернулся и вышел вон.
– Слушайте все! – Морриган громко хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание слуг и рабов, трудившихся в разных уголках церкви. – Пора, заканчивайте свои дела, и побыстрее.
Минуло уже по меньшей мере полчаса с тех пор, как колокола пробили «Ангелюс»[9]. Монахи из монастыря на территории форта уже завершали свои молитвы и обращали мысли к брачной церемонии.
Шум дождя, идущего снаружи, внезапно стал громче, и Морриган обдало порывом сырого холодного ветра, когда главная дверь в церковь отворилась и внутрь вошел отец Финниан, поспешно захлопнув ее за собой. Сквозняк подхватил несколько связок камыша и разбросал их по полу нефа.
– Отец Финниан, – приветствовала его Морриган, почтительно склонив голову.
– Морриган. – Финниан поднял руку и осенил Морриган крестным знамением, и та склонилась еще ниже и тоже перекрестилась в знак благодарности за благословение.
«Разумеется, именно его она попросила совершить подобное непотребство», – подумала Морриган. Сама Морриган была крепка в своей вере. Именно вера поддерживала ее все долгие годы плена. Она часами думала о страданиях Иисуса Христа и обожаемого ею святого Патрика, который тоже был рабом. Это была одна из тех немногих вещей, которые облегчали выпавшие на ее долю мучения и тяготы.
Она любила всех священников и всю братию монастыря. Они были славными простыми людьми, несмотря на всю свою ученость, набожными и честными. Но отец Финниан был другим. Он представлялся ей загадкой. Во-первых, он отличался немногословностью. Это выгодно выделяло его среди всех остальных,
«Ангелюс» – колокол, призывающий к чтению молитвы Богородице (читается трижды: утром, в полдень и вечером). (
