сумерки, и в каземате было настолько светло, что можно было все разглядеть.
– А?.. Да!.. – очнулся наконец Соболев. – Постой!.. А как ты сюда попал?..
– Меня, брат, тоже заперли.
– Заперли?
– Ну, да!.. Утром отделаться удалось, а сейчас, когда тебя захватили, забрали и меня.
– И посадили нас вместе?
– А это, видишь ли, – шепотом стал говорить Митька, – у них такая сноровка, чтобы тех, кто вместе арестован, сажать в один каземат; тогда, думают здесь, арестованные наверное будут разговаривать о деле, а тут их и подслушивают, и таким образом узнают все. Понимаешь?..
– Но ведь нам-то с тобой, – воскликнул Соболев, – скрывать решительно нечего; ведь мы же ничего дурного не сделали! Так мы можем говорить громко!
– Ну, хорошо. Но только скажи, пожалуйста, как же это ты пошел на такое дело и один-одинешенек! Хоть бы со мной посоветовался!..
– Да какое же это дело?.. Ведь это так, пустяки!..
– А, впрочем, и о пустяках можно было поговорить со мной… мы ведь, кажется, никогда исключительно умными делами с тобой не занимались?
– Ну, видишь ли, я думаю, что нас завтра отпустят!..
– Ну, это едва ли!..
– Отчего же едва ли?
– Да оттого, что тут замешан сам герцог…
– А ты почем знаешь?
– Да мне сказали, что меня арестуют, как и тебя арестовали, по приказу самого герцога…
– Да, вот это я понять не могу!.. – простодушно проговорил Соболев и рассказал затем все, что с ним произошло, точь-в-точь так же, как уже знал обо всем этом Жемчугов из прочитанного ему Шешковским показания.
Это убедило Митьку в том, что Соболев в своем показании ничего не солгал.
– Но позволь, – сказал он, – что же ты делал за городом вплоть до того, как закрыли заставу?.. Где ты шлялся и почему не попал в герберг?
– Да, видишь ли, я, собственно, в герберг и пошел…
– Ну?..
Соболев замялся. Ему не хотелось рассказывать все. Ему жаль было так же, как было жаль сегодня утром, расстаться со своей тайной, и ему казалось, что как только он откроет эту свою тайну даже Митьке Жемчугову, своему другу и приятелю, так точно что-то отымется от него.
– Послушай! – заговорил опять Митька. – Ты пойми – тут дело серьезное, и мне надо знать все подробности!.. Ведь если замешался сам герцог…
– Я вот не понимаю, при чем тут герцог? – живо перебил Соболев, ухватившись сейчас же за возможность отклонить разговор в сторону.
– Мы это сейчас выясним. Ты говоришь, на веслах сидел немец?
– Ни слова не понимавший по-русски.
– То есть желавший говорить с тобой только по-немецки?
– Ну, да!
– Ну, это еще ничего не значит… он мог говорить и понимать на всех языках и все-таки отвечать только по-немецки. Он сильно картавил?
– Да.
– Ты у него на правой руке, на указательном пальце, не заметил железного
