неприятными Степану Гавриловичу; но тот добродушно рассмеялся веселости Варгина и только сказал ему:
– А знаете, молодой человек, отчего вы говорите так?
– Ну, отчего? – несколько даже вызывающе переспросил Варгин.
– Оттого, – пояснил Трофимов, – что виденное взволновало вас и вы хотите излишней бодростью заглушить это волнение!
Должно быть, он попал, что называется, в точку, потому что Варгин сейчас же замолчал и больше не проронил ни слова.
Но, когда они приехали к Трофимову и тот сказал им, что сейчас будет готов ужин, без которого он их от себя не отпустит, Варгина опять прорвало, и он почти с детской шаловливостью попросил бумаги и карандаш и вопросительно глянул на Степана Гавриловича:
– Можно?
Трофимов пожал плечами, улыбнулся и спросил:
– Что можно?
Но Варгин уже не ждал ответа на свой вопрос и быстро стал водить карандашом по бумаге.
Несколькими штрихами изобразил он в карикатуре и главного, с бородой и обручем на голове, и трех синих, и четырех красных в их поднятых капюшонах, и даже девочку, делающую реверанс; все это было необыкновенно похоже и вместе с тем смешно, так что даже доктор Герье не мог не усмехнуться, увидев карикатуру.
Ужин был накрыт в столовой, убранство которой оказалось проще остальных комнат.
Стены были просто выбелены, и единственным их украшением служила большая картина масляными красками, изображавшая прием царем Соломоном царицы Савской.
В простенке стояли часы в длинном деревянном футляре с огромным, как тарелка, блестящим маятником. Стулья были простые, с соломенными сиденьями, такие, какие изображаются обыкновенно на гравюрах в избах французских крестьян.
Посредине комнаты был накрыт круглый стол, и его роскошь как бы была оттенена скромностью обстановки столовой.
XVIII
Стол был накрыт дорогою белоснежною голландскою скатертью, фарфоровые тарелки были французские, с широким голубым бортом, с толстою каемкой и венком из роз вместо вензеля.
Такой же венок был вырезан и на хрустале, блестевшим, отражая огни семисвечного серебряного канделябра, возвышавшегося посредине стола.
В хрустальных графинах искрилось красное и белое вино, свежий ананас стоял в вазе. Сыры, английские и французские, лежали на тарелках, страсбургский пирог, паштет из дичи, розовая пухлая семга, зернистая икра – все эти вкусные вещи так и манили к себе, в особенности Варгина, который любил поесть и, кроме того, чувствовал голод, потому что сегодня плохо обедал с доктором: им не до того было!
Сели за стол.
Степан Гаврилович как радушный хозяин стал потчевать гостей, но ел, собственно, один только Варгин. Глаза у него разбежались, он давно не пробовал таких вкусных вещей и, не зная, с чего начать, начал с первого, что попалось ему под руку, и затем, не стесняясь, отдал должную честь остальному.
Оказалось, Герье не только никогда не пробовал
