задержкой.
– Уйди добром! – попросил он.
Дацкий, не снимая рук с капота, ведя ладонями по пыльным бокам машины, подошел к кабине со стороны капитана.
– Возьмите наш груз! Очень важно!
– Отойди от машины! – закричал сержант, но Петр уже рванул на себя дверцу кабины: если сержант такой несговорчивый, то надо попробовать договориться с капитаном.
Открыв дверцу, Дацкий замер: капитан не мигая смотрел на него, наставив ему прямо в живот ствол ТТ.
– Назад! – каким-то деревянным голосом приказал он.
Петр решил рискнуть. Не обращая внимания на пистолет, хотя от страха сосало под ложечкой: а ну как странный капитан-пограничник нажмет на спусковой крючок? – он снова попросил:
– Товарищи, деньги у нас большие! Приказ есть вывести, помогите!
– Что он говорит? – не оборачиваясь и не опуская оружия, спросил капитан у водителя. – Не понимаю.
– Громче кричи, – устало опускаясь на сиденье, посоветовал сержант Дацкому. – Контузило его маленько, слышит плохо.
– Деньги! Три миллиона! – заорал Петр и для убедительности показал на пальцах. – Вывезти!
– Зачем кричите? – убирая пистолет, поморщился пограничник. – Сколько вас, трое? Тогда будем считать, что каждый отвечает за миллион. Проверьте, Глоба!
Сержант шустро выскочил из кабины и кинулся вместе с Дацким к мешкам, но бдительный Баранов развязывать их не позволил, а приоткрыл крышку деревянного ларя. Заглянув в него, Глоба сдвинул на затылок зеленую фуражку и присвистнул:
– Тю, миллионеры…
– На погрузку даю пять минут, – тоном, не терпящим возражений, приказал капитан. – Помогите им, сержант. И скорее, а то опять начнут бомбить.
Быстро побросав в кузов мешки и перевалив через борт ларь с деньгами, милиционеры и Браницкая влезли в кузов. Глоба сел за руль.
– Ставлю задачу, – громко объявил капитан, – пробиваться в сторону Минска. Нигде не останавливаться, в разговоры с посторонними не вступать, соблюдать воинскую дисциплину. С этой минуты считайте себя бойцами специального отряда войск НКВД. Трогай, Глоба!
Из горящего города выезжали впятером. Стлался дым пожаров, громыхало со всех сторон, в небе гудели моторы чужих самолетов. Пробираясь между разрушенными домами, объезжая воронки и кучи кирпича, полуторка выбралась на проселок и запылила по нему на восток.
А с запада в городок медленно вполз первый немецкий танк – черный, угловатый, с белым крестом на башне. Он настороженно поводил в разные стороны стволом орудия…
Рассвет пришел в камеру с воем бомб и дымом пожаров. Когда загудели в небе невидимые самолеты и земля задрожала от разрывов, Гнат забился в уголок нар и стал тихо творить молитву. Обеспокоенные обитатели камеры не обращали на него внимания – они сгрудились у окна, силясь подтянуться, уцепившись за решетки, и выглянуть во двор: что стряслось на воле?
Торопливо
