сборов в Иерусалим.Совет мы держим в будущую среду
В Виндзоре. Так оповестите лордов,
А сами возвращайтесь к нам скорей.
Сказать и сделать многое осталось,
К чему не должно в гневе приступить.
Вестморлэнд.
Я все исполню, государь.
(Уходит).
Там же. Другая комната во дворце.
Входят Генрих, принц Уэльский, и Фальстаф.
Фальстаф. Послушай, Галь, какое теперь время дня, братец?
Принц Генрих. У тебя мозги так заплыли жиром от питья старого хереса, расстегивания жилета после ужина, и дрыханья по скамейкам после обеда, что ты разучился спрашивать о том, что в самом деле хочешь знать. На кой черт тебе справляться о времени дня? Другое дело, если-бы часы были бокалами хереса, минуты каплунами, маятники языками сводень и циферблаты вывесками публичных домов{6}, а само солнце на небе красивой, горячей девкой в огненно-красном шелке, – а то я не вижу причины, зачем бы тебе спрашивать о времени дня.
Фальстаф. Печальную ты правду сказал, Галь. Мы, обиратели кошельков, живем по луне и семизвездию, а не по Фебу, этому «прекрасному странствующему рыцарю»{7}. И я прошу тебя, голубчик, когда будешь королем, – да сохранит Господь твою милость, – я хотел сказать твое величество, потому что милости тебе не будет.
Принц Генрих. Как, совсем не будет?
Фальстаф. Верно говорю, не будет – даже на молитву перед завтраком из яиц и масла{8}.
Принц Генрих. Ну, так что-ж ты хотел сказать? Валяй без околичностей.
Фальстаф. Так вот, голубчик, когда ты будешь королем, пусть нас, рыцарей ночи, не зовут дневными грабителями; пусть мы считаемся лесничими Дианы, кавалерами ночного мрака, любимцами луны; пусть говорят, что мы люди правые, потому, что нами, как и морем, правит наша благородная и целомудренная повелительница – луна, под покровительством которой мы грабим.
Принц Генрих. Хорошо сказано, и совершенно верно, потому что у нас, служителей луны, счастье имеет свой прилив и отлив, как море. Нами, как и морем, управляет луна. И вот пример: в понедельник ночью золото приливает после отважного грабежа, а во вторник утром отливает после беспутного кутежа. Добыто оно грозным окликом «отдавай»; пропито с криками «подавай». То счастье убывает ниже первой ступени лестницы, a то, гляди, и приливает до верхнего края виселицы.
Фальстаф. Верно, братец, ей Богу. А неправда ли, моя трактирщица объядение?
Принц Генрих. Сладка, как мед, старый хвастун. А не правда ли, буйволовая куртка очень прочная штука{9}?
Фальстаф. Ну тебя, сумасшедший. Что это за остроты и шутки? какое мне, черт возьми, дело до буйволовой куртки?
Принц Генрих. А на кой дьявол мне трактирщица?
Фальстаф. Ты ведь ее не раз звал, чтобы сводить счеты.
Принц Генрих. Разве я когда-нибудь требовал, чтобы ты уплатил свою часть?
Фальстаф. Нет, отдаю тебе справедливость, ты всегда там за
