культуру? Их музыка, литература, живопись, архитектура на уровне европейской и даже выше.
– Помолчи, Курт. Мы не знаем, кто прибыл вчера и позавчера…
Они какое-то время курили молча. Но всех волновало одно. Уже никто не подозревал друг друга в пораженчестве. И только иногда такие разговоры прерывал раздражённые голос какого-нибудь пожилого фельдфебеля, воевавшего ещё в Первую мировую войну, который советовал им, соплякам, помолчать и готовиться к выписке прямой дорогой назад, на Русский фронт. Потому что все другие дороги им, побывавшим там, заказаны.
– Сталин дал своим иванам хорошее оружие, – снова начиналось всё сначала. – Ты попадал под атаку их «катюш»? А я попадал.
– Да, танкисты говорят, что в открытом бою с их новыми тяжёлыми танками лучше не встречаться. Даже на Т-34 они установили новую, более мощную пушку.
– Наши «тигры» и «пантеры» значительно лучше!
– Посмотрим. Сейчас они дерутся там, в русской степи. Через день-другой всё решится.
– Когда под Сталинградом рвали на части Шестую, до самого конца шли бодрые сообщения. И чем это кончилось? Правда оказалась ужасной.
– Да, этого не забыть…
Боли в груди ещё донимали Балька. Доктор сказал, что, возможно, все осколки разрывной пули извлечь не удалось. Некоторые из них величиной со спичечную головку и даже меньше, вросли в ткани, и лучше их не трогать. Другое дело, если они начнут беспокоить… Бальк всё понял: доктор оставлял ему шанс в любой момент обратиться к врачу. Доктор был пожилым и добрым человеком. Он понимал всё, возможно, многое, совсем не так, как понимали они. Другую пулю, деформированную от удара в плечевую кость, он подарил Бальку на память. Теперь пуля, вынутая из его тела, лежала в ящике тумбочки среди письменных принадлежностей. Однажды он показал её Нойману. Тот повертел её, взвесил на ладони и сказал:
– Калибр семь – девяносто два! Арним, ты что, попал под огонь своих?
– Нет. Мы отбивали атаку. Я стрелял из schpandeu. Со мною рядом был ротный командир. По пулемёту вёл огонь снайпер. Он многих положил. Ребята потом рассказывали.
– Но пуля-то наша.
– Унтер-офицер Байзингхоф из нашего взвода всегда таскал с собою русский ППШ.
– Ну да, хорошая штука. Ты хочешь сказать, что и в тебя иван пальнул из трофейной винтовки.
– Возможно. Но тогда, тем более, обидно.
– Иваны палят по нас из всего, что стреляет. – Нойман поправил вначале одну, а потом другую затёкшую ногу. Обе ноги были старательно упрятаны в гипсовые коконы, похожие на зимний камуфляж, надетый поверх бриджей. – Однажды мы стояли в небольшой деревушке на берегу Угры. Так называется их река. Дело было недалеко от Юхнова. Это – между Смоленском и Москвой. Мы уселись делить сухой паёк. И вот, представь себе, сидящий вокруг горы консервных банок взвод. И вдруг в эту гору падает русская Ф-1 в чугунной оболочке. Четверых парней мы похоронили сразу. Восьмерых, раненых, отволокли в медпункт. Один тяжёлый. Вряд ли он выжил. Во всяком случае, к нам в роту он уже не вернулся. А меня даже не задело.
