колея была весьма изношена, и Шурку Яницкого, ехавшего в «жестком» вагоне третьего класса, изрядно поматывало. Колеса ритмично погромыхивали на стыках, звенели проушины верхних полок, и за окном, освещенная не по-зимнему ярким солнцем медленно ползла желтая маньчжурская равнина.
Там, за тонкой стенкой вагона, не было ни снежных сугробов, ни стоявшей стеной тайги, ни враждебных, ощетинившихся штыками «красных». На чистеньком перроне оставшейся позади станции деловито сновали китайцы, одетые в одинаково синие телогрейки, шагали, покачивая горбами верблюды, и лениво катились высокие повозки, чем-то похожие на азиатские арбы.
Впрочем, станцию давно проехали, и в окно Шурка не смотрел. Он сидел, уставившись на прикопченное стекло вагонного фонаря, за которым проглядывала оплывшая до половины и давно погасшая толстая железнодорожная свеча, отчего казалось, что никакой Манчьжурии нет, а сам поезд лениво катится по родным российским просторам…
Похоже, Яницкий слегка задремал, и в какой-то момент ощущение стало таким сильным, что поручику показалось, будто он и вправду в России. Шурка открыл глаза и, к своему удивлению, увидел совсем рядом с железнодорожным полотном сооружение, всем своим видом напоминавшее средневековый замок. Во всяком случае, высокая каменная стена с круглыми бастионами была прорезана целым рядом косых бойниц и имела ярко выраженный оборонительный характер.
Не ожидавший ничего подобного, поручик недоуменно посмотрел на свою «визави», миловидную полноватую дамочку чуть постарше его самого и, вроде как ни к кому не обращаясь, спросил:
– А это еще что такое?..
– Це?.. – Соседка с готовностью встрепенулась. – Та це ж путевая казарма. Для отряда Охранной стражи.
Форма ответа и мягкие, ни с чем не сравнимые малороссийские интонации пахнули на Яницкого чем-то домашним, и он уже с явной симпатией поинтересовался:
– А чого це вас, добродийко, аж до Манчьжурии занесло?
– Ой, то вы теж з Украины!.. – всплеснула руками хохлушка и тут же, не сдержав любопытства, спросила: – А саме, звидки?
– С Волыни, – ответил, улыбнувшись Яницкий и уже из чистой вежливости добавил: – А вы?
– А я з Киевщины! З самого Киева. А от теперь у Харбине. Муж мой тут на «маньчжурке» служит, а я от до свояченицы у Хайлар ездила…
Яницкому уже расхотелось беседовать, но резко оборвать разговор, боясь показаться неучтивым, он не решался и потому спросил:
– И не страшно одной ездить?
– А чого тут страшного? – Хохлушка округлила глаза. – То там, у России, большевики та красные, а у нас як воно було, так и е.
– Ну все-таки… – Шурка еще раз глянул в окно, но конечно же никакой крепости там уже не увидел. – Вон и пункты оборонительные у дороги… Я слыхал, тут хунхузы пошаливают, они, конечно, не красные, но вроде как «краснобородые».
– Може, и так, – вежливо согласилась попутчица, но тут же добавила. – Тильки я червоных
