бюджет! И родину продайте!
Да, пробил час такой!
А вот последний су, еще поля возьмите!
И в городах рабочих заморите!
Вам это не впервой!
Попойка светит впереди! Веселье распирает!
А бедная семья в соломе умирает
Где нет дверей, окна.
Мужчина в полутьме лишь милостыню просит,
Их мать иссохшую едва уж ноги носят,
И у ребенка нету молока.
II
Цивильный лист, дворцы и миллионы!
Я в подземельях Лилля слышал стоны,
Я видел этот заунывный мрак.
Там, под землей, где призраки ночуют,
Согбенные; их задавила жизнь, прессуя
В железный свой кулак.
Они страдают, воздух там токсичен,
Слепой чахоточному пить дает привычно,
Вода в углах бежит ручьём;
Ребенок в двадцать, и старик за тридцать,
И каждый вечер смерть – жестокая убийца
С косой заходит в гости вечерком.
Здесь нет огня, дождь заливает окна,
Где скорбь и злоба ткут свои волокна,
О, труженики бедные, для вас!
Около прялки с нитью, которую мотают,
Убогость в келью мрачную вползает
Из окон, утопающих в слезах.
О, нищета! Мечтать семьей впотьмах,
Но рядом с ними только мерзкий страх,
Добро толкающий в объятья зла,
И дочь свою, принесшую еду,
Не смеет он спросить начистоту:
Дочурка! Где так долго ты была?
Отчаяние спит среди лохмотьев блеклых;
А там, в других местах, красивых, теплых,
Им далеко до этих передряг!
Девица в розовом, а ночью – в фиолете,
Ползет, стыдясь костлявого скелета
И наготы червя;
Они дрожат сильней, чем сточная вода,
Им нормы жизни не доступны никогда,
Продрогший до бесчувствия скелет;
Когда я к ним входил, угрюмый и понурый,
Девчонка милая со старческой фигурой
Сказала: «Мне уже семнадцать лет!»
Кроватки нет у изможденной мамы,
Она для малышей копает яму,
Как птица перебитая дрожа;
Невинные младенцы в убогий мир приходят,
Рождаясь, лишь могильный свод находят,
Без люльки, на пустой земле лежа.
Подвалы Лилля! Мрачные прогнозы!
Я видел, как из глаз катились слезы,
И умирал старик в постели.
И девочка со взглядом непостижным,
Младенец-призрак у груди недвижной!
О, Данте Алигьери!
В мученьях их излишеств ваших корни,
Князья!
