красе отраженное в зеркале. – Только санитарно-гигиенической метафизики нам недоставало.
Но она не оценила шутку, и с минуту они слушали льющуюся воду, словно та была полноценным собеседником в разговоре.
– Значит, чтобы состояться, надо выйти замуж, нарожать ребятишек, обустроить семейное гнездо?
Он инстинктивно отдернул руку, словно под пальцами шевельнулась не живая человеческая плоть, а чешуйчатое тело ядовитой рептилии.
– Ты же не думаешь, что один из этих предложит тебе замужество, даже если услышит благую весть о твоей оплодотворенной яйцеклетке? – Брезгливость и ревность снова взяли его в осаду. – Максимум, на что такие, как ты, могут уповать, – это пойти четвертой женой в гарем какого-нибудь захудалого эмира.
– Такие, как я? – почти по слогам повторила она.
– Скорее, наложницей, – развил свою мысль он. – Ни один приличный араб не женится на тебе.
– Я лишь спросила тебя о роли женщины в обществе.
– О роли женщины ты все прекрасно знаешь. Но у тебя другое амплуа.
– Тебе лучше уйти.
Она опустила голову, скрывая лицо за прядями распущенных волос.
– Ты выставляешь меня за правду?
Она ответила ледяным молчанием, и он громче обычного хлопнул входной дверью, уже за порогом окончательно осознав, что сказанная им правда мало чем отличается от пощечины.
Никогда прежде соседка не сердилась дольше пятнадцати минут, а тут вдруг выяснилось, что у нее вдоволь ослиного упрямства и вместо тонких нервных окончаний стальные пружины, позволяющие не отвечать на настойчивые звонки, которыми он мучил оба ее телефона. Тишина за дверью почти зримо наполнялась ее затаенным дыханием.
– Это глупо, – еле сдерживая раскаты командного голоса, увещевал он невидимую собеседницу и, как затаившийся в засаде хищник, ловил шорохи из ее прихожей и звуки в подъезде. – Не упрямься! Давай поговорим, как взрослые люди.
Но «как взрослые люди» она не соглашалась, и ему оставалось только ждать, когда она оттает и спустится к нему с неприступной скалы своей обиды.
– Я уезжаю, – наконец прозвучал ее неуверенный голос в разверзшейся щели между косяком и дверью. – Сколько ты дашь за все?
– За что? – растерялся он.
– За мою квартиру со всей обстановкой.
– Так ты все уже решила?
Он толкнул дверь плечом и ввалился в знакомое зазеркалье, из которого на него глянуло его собственное искаженное недоумением лицо. В углу рамки с его отражением шелохнулась неясная тень.
– Черт! – выдохнул он, заблокировав выход в коридор, и поймал почти бесплотную темную тень в кольцо рук. – Так и спятить недолго. Голос есть, а тебя нет.
– Меня нет, – с горечью согласилась соседка. – Меня и раньше не было. Я – твоя фантазия.
– И не пожалеешь об этом.
– Откуда
