Анна не до конца понимала, что это значит. Но теперь она точно знала, о чем говорила Лорел. У нее был необычный день: словно ей позволили двадцать четыре часа пожить чужой жизнью. Ей дали возможность взглянуть на то, какой может быть жизнь – или как иначе она может жить сама. Это напомнило ей историю Мистера Мэна, которую в детстве читала ей бабушка Морвенна: в ней персонажу, жившему в заснеженной стране и постоянно чихавшему, подарили один день лета.
Но как же изменил ее существование простой отрез разрисованного шелка! Анна была уверена: как только она вернется к обычному гардеробу, все вокруг тоже станет нормальным. Однако сегодня она получила редкий подарок – шанс быть другой посреди повседневной рутины.
В ту ночь Анна спала так спокойно, как уже давно не случалось. В снах ее окружали улыбающиеся лица, а сама она ощущала себя легкой, как перышко.
«Когда я проснусь, все закончится», – сказала она себе в полудреме, незадолго до звонка будильника, как только утренний свет согрел ее закрытые веки.
Но Анна ошибалась.
Глава шестая
За все двадцать пять лет, которые она провела в угольном забое британских СМИ, Джульетта Эванс крайне редко теряла почву под ногами. Она гордилась своей способностью выдержать любой шторм – после двух разводов, которые сотрясли ее жизнь, когда ей было чуть за двадцать и уже хорошо за тридцать, после расчетливых ударов, профессиональных скандалов и ловких попыток конкурентов запятнать ее имя.
Но случилось нечто, неожиданно расколовшее почву под ее ногами. И виной тому было ее собственное сердце. Ее мать умерла – и только после этого Джульетта поняла, как сильно ее любила.
Смерть матери не была неожиданной. Человеческое тело не способно долго выдерживать болезнь Альцгеймера. Но, когда конец все же наступил, он пробил стальную защиту Джульетты.
Она не ожидала, что будет горевать.
За минувшие годы она потеряла много других людей, и все они были ближе и дороже, чем сухая, скупая на эмоции мать, и однако груз прошлых потерь не шел ни в какое сравнение с той глухой опустошающей болью, которую она теперь ощущала. О чем она горевала, об отношениях, которых у нее никогда не было, или о том, что настал конец всем надеждам на будущее примирение? Она не знала. Но боль была острой и всепоглощающей – и отказывалась отпускать.
Будь у нее дети, она сейчас обратилась бы именно к ним в поисках утешения, которого никогда не получала от родной матери. Будь у нее по-прежнему постоянный партнер, она могла бы поделиться с ним своей болью. Но Джульетта ощущала сейчас истинное и полное одиночество. Люди были вежливыми, конечно, даже более того – переступали привычные границы, чтобы выразить свои соболезнования. Но чего-то не хватало – того, чего не могли ей дать обычные вежливые слова.
Так было ровно до того момента, три недели назад, когда случайный разговор в лифте принес ей неожиданное утешение.
Джульетта вернулась из
