жители попытаются отомстить за своих граждан, и продолжил самостоятельное расследование предполагаемого подкупа присяжных (несмотря на то, что параллельно велось и официальное расследование). В итоге обнаружилось, что некоторым присяжным действительно предлагали взятку, но обещанного они так и не получили. Многим из двенадцати присяжных, вынесших вердикт по делу Хеннесси, пришлось покинуть город[118]. Среди них был и председатель коллегии Джейкоб М. Зелигман, которого уволили с биржи и исключили из молодежного клуба гимнастов. В конце концов, он решил, что не может жить в Новом Орлеане, и переехал в Цинциннати.
Что же до линчевателей[119], то большая коллегия присяжных, заявив о «невозможности обвинить всех граждан Нового Орлеана»[120], предпочла не выносить обвинений, назвав произошедшее «спонтанным восстанием горожан». Однако сами участники восстания ничуть не сомневались в том, кем были его зачинщики. Паркерсон, всенародно признанный главарем линчевателей, стал своего рода национальной знаменитостью[121]. Его приглашали выступить с речью в таких отдаленных местах, как Бостон и Блумингтон, штат Индиана. На протяжении нескольких лет он получал письма с угрозами (многие из которых были на итальянском), а его дом в Новом Орлеане дважды пытались сжечь. Но ни он, ни другие участники восстания не были наказаны – по закону или нет – за свой поступок.
Для «респектабельного» Нового Орлеана линчевание обернулось триумфом. Хотя в остальной части страны мнения о произошедшем сильно разделились, многие влиятельные люди высказались одобрительно. Среди них был даже молодой Теодор Рузвельт, в то время – член комиссии по делам гражданской службы в Вашингтоне. Будущий президент назвал линчевание «неплохим поступком»[122] на приеме, где присутствовали, как он выразился, «различные дипломаты-даго». У этих дипломатов – как и у итальянской диаспоры США и Европы – разумеется, имелось на этот счет иное мнение. Этот самосуд стал самым массовым в истории США и спровоцировал политический кризис, в результате которого США и Италия оказались на грани войны. Но в итоге конфликт был урегулирован после того, как семьям погибших выплатили $25 000 компенсации. С точки зрения «законопослушных граждан» как Нового Орлеана, так и других городов страны, Паркерсон и его сообщники сделали важное и благородное дело: преподали беззаконной итальянской диаспоре своего города тот самый жестокий урок, к которому еще в октябре призывал городской совет.
Мэр Шекспир остался несказанно доволен результатом. Он получал письма с похвалами со всех концов страны (в одном из них его благодарили за то, что он «благоразумно остался дома и занимался своими делами»[123], когда шла осада тюрьмы) и чувствовал себя в долгу у своего друга и бывшего председателя избирательного штаба за давно назревшую чистку рядов итальянской диаспоры. Когда газетный репортер спросил его о положении мафии в Новом Орлеане после того самосуда, мэр ответил оптимистично:
– Они
О том, что пришлось пережить Зелигману и другим присяжным, см.: «Нью-Йорк Таймс» от 15 марта 1891 года и «Дезере – Уикли» от 21 марта 1891 года.
Заключение большой коллегии присяжных по делу о линчевании и подкупе присяжных полностью приведено у Гамбино, «Вендетта», стр. 163–181.
Цитата из заключения большой коллегии присяжных по делу о линчевании и подкупе присяжных, приведенного у Гамбино, «Вендетта», стр. 180–181.
Информация о позднем периоде жизни Паркерсона взята из газетных статей и его некролога в «НОДП».
Лучше всего о последствиях суда Линча и эффекте, который он оказал на международные отношения США и Италии, пишет Гамбино, см.: «Вендетта», стр. 97 (реплика Рузвельта) и стр. 113–128.
Письма мэру Шекспиру (включая цитируемое) взяты из Архива Джозефа Шекспира в Исследовательском Центре имени Уильямса (Архив истории Нового Орлеана, папка 7, рукопись 96).
