мокрые дорожки с ее щек. – Ты моя красавица. Никто не сравнится с тобой.
Слова брались откуда-то сами, прорастали сквозь несоответствующую страсти разруху, распускались пышным цветом, как розовый букет, извлеченный из шляпы фокусника. Но она не верила словам, отворачивалась и лила горькие слезы, как безутешный ребенок.
– Все должно было быть не так, не так, – твердила она, тряся упрямой головой.
– А как? – не выдержал он, позволив ей озвучить собственный сценарий любовной игры.
– Не спрашивай!
Она всхлипнула в последний раз и закрылась от него локтем.
– Ну уж нет! – Илья бесцеремонно применил силу и развел ее руки в стороны. – Рассказывай.
– Это стыдно.
– Ты лежишь здесь голая, как и я. А тебе, видите ли, воспитание не позволяет рассказать о своих фантазиях? Или все дело в квартире?
– Да нет же! – Соня перестала плакать и робкими пальцами погладила его висок. – Не в квартире. В тебе.
– И что я сделал не так?
– Я миллион раз представляла, как ты ласкаешь меня.
– А я что же, был груб с тобой? – изумился он, но она насупилась и как в рот воды набрала. – Софья, если мне придется вытягивать из тебя по одному слову, мы дождемся рабочих.
– Я покажу.
Она провела пальцем от мочки уха до ключицы, и Илья отметил, как она закрыла глаза и сдержанно вздохнула. Он залюбовался ее приоткрывшимися губами и рассыпанными по подушке локонами и убрал руки с ее плеч, давая ей свободу. Соня нашла его ладонь и положила к себе на грудь, легонько надавила сверху. «Черт возьми, да она же соблазняет меня!» Эта шальная мысль пришлась как нельзя кстати.
– Помнишь, в горах?
В ее шепоте звучала робкая надежда влюбленной женщины, что мужчина помнит все слова, ощущения, минуты, впаянные в цепочку их любовных встреч, как помнит их она. На секунду он встревожился, что они опять не поймут друг друга. Но память услужливо включила кинопленку сицилийского вечера, и перед глазами поплыло воспоминание о бесполезной шнуровке, о шелковистой коже под широкой юбкой, о запахах, звуках, прикосновении прохладного камня и обжигающего дыхания. Он словно вернулся на годы назад, приник губами к ее груди, опустил руку на внутреннюю сторону ее бедра и двинулся вверх, поглаживая, останавливаясь, дразня. Она задышала чаще, обхватила его шею ладонью. Он устремился выше, губами к губам, бедрами к бедрам. Она почти сразу поймала спокойный ритм и начала двигаться вместе с ним, словно всю жизнь знала эти движения, эти поцелуи. Сквозь марево своих ощущений он удивился ее осторожной сдержанности и стремлению угодить.
– Соня? Что опять стряслось?
– Скажи, что любишь! Почему ты никогда не говоришь?..
На этот раз она не оттолкнула, но он навсегда усвоил прежний жестокий урок.
– Люблю? Да я не знаю, как жил все эти годы без тебя, без твоих губ, без этой груди!
Он
