в Макдоналдс, например… – бесхитростно вроде, подсказывает язва-Кобзев.
– Ты что? Того, да?.. – нервно вспыхивая, вертит пальцем у своего виска Тимоха. – Только этого ей здесь не хватало… Макдоналдса твоего, занюханного.
– Ну, шютка же! – театрально кривя губы, оправдывается Александр Кобзев. – Чтоб разговор же поддержать, ну…
– Стоп-стоп. Подождите, подождите, товарищ капитан, – к месту въезжает в тему Лёва Трушкин, туба-бэйная, большой парень, красивый. – Не спрашивайте её, не переводите. Нам сначала нужно решить куда её приглашать. Потом кандидатов отобрать, кто с ней пойдет? Не всем же идти, не экскурсия же в дендрарий. Да и башли-бабульки где-то ещё нужно собрать на это дело. Так, нет?
Переводчик прения слушает вполуха: «Вы это, решайте пока». – Сам старается не пропустить нить и характер того, главного, разговора иностранки с солдатом Смирновым. Смирнов удивил капитана, просто сразил…
– А вы не профессиональный здесь музыкант, нет? – продолжала задавать свои вопросы по-английски Гейл.
– Нет, я служу срочную службу. Первый ещё год. А вообще-то я музыкант, но пианист.
– О, вы пианист! Это интересно. Говорите, говорите…
– Как это сказать… – замялся Смирнов, – детскую музыкальную школу закончил, потом три года учился при консерватории. Ещё кое что… Ничего особенного. – Смирнов не стал ей говорить как попал в этот оркестр, как в одночасье пришлось расстаться со своей рок-группой «Хот раша фингерз», про учебку… – Теперь вот здесь, в оркестре служу.
– Очень интересно, очень. А что вы здесь играете?
– На тарелках?
– Нет, на фортепиано?
– А, на фортепиано… Здесь есть пианино, средненькое, правда. Ну, играю иногда…
Переводчик не выдержал, вклинился в их диалог:
– Извините, Гейл, что перебиваю, но ваши коллеги хотят знать, что вы играете в вашем военном оркестре, и какую музыку в женском ансамбле?
– Да-да, извините, сэр, – остановилась гостья, с сожалением кивнула солдату. – Надеюсь, мы еще поговорим с вами, Саша, да? – и с той же, прежней милой улыбкой повернулась к остальным музыкантам оркестра. – Господин подполковник, – заметила она. – У вас в оркестре есть свой очень хороший переводчик, с очень хорошим произношением. – Указала глазами на рядового солдата.
Капитан перевёл. Подполковник, чуть небрежно, но с гордостью согласился:
– Да-да, знаю я, знаю. У нас все такие!
Гейл вновь быстро и с жаром заговорила, переводчик вслед за ней заторопился:
– Господа, я очень рада, и мне приятно это говорить, но мне очень понравилась ваша музыка. Мне она показалась, правда, немного агрессивной, очень прямой такой, очень призывной, вызывающей… дух… нет, призывающей гордиться, вот… или как это сказать правильно? Музыка очень по-русски патриотична, она говорит… Да-да, патриотична. И это очень хорошо. На месте стоять невозможно, нет. Есть некоторые музыкальные рисунки, в которых ей просто хотелось танцевать. Ей
