с их уходом становится ещё проще, свободнее. Встретились служители одного цеха. Чего тогда стоять? Оркестр занял свои обычные места, девушке подали стул рядом с дирижером.
– А нашу военную музыку вы знаете нет, любите? – поинтересовался Генка Мальцев, извините, прапорщик Геннадий Мальцев, тромбонист.
Переводчик вернул её ответ:
– Да, люблю, но мало что слышала. Больше классику. Еще слышала великого маэстро Ростроповича, еще пианиста Петрова, Кисина, скрипачей Венгерова, Репина! Видела два спектакля вашего Большого театра, потом слушала великую Галину Вишневскую!.. Слышала Бабкину… так кажется? Да-да…Такую настоящую русскую, жаркую и с огнем…
В дверях – бедная, как с петель не слетела! – неожиданно, словно жених, появился, правильнее сказать, влетел, раскрасневшийся, смущенно улыбающийся армянин, прапорщик Трушкин. В вытянутых руках у него полыхал большой подарочный букет красных роз. Аж целых пять штук! Не важно сколько, но, извините, больших роз! Тёмно-вишневых, с дымкой. «Праздник, так праздник. Правильно, да, чуваки?», говорил Лёвкин вид. Правильно, Лёва, конечно правильно. Правда Трушкин не смог, как в начале хотел, мечтал, по дороге репетировал, лично вручить ей букет, дернулся в этом направлении, но, был остановлен на половине пути дирижёром, пришлось передать ему цветы (вот, черт!). Подполковник Запорожец галантно, как будто сам догадался и сам сбегал, протянул ей букет, склонил голову, даже звучно прищелкнул каблуками новых туфель. Чем не только поразил себя, но и весь оркестр. Откуда это… у него?! «Ааа, – в догадке музыканты округлили глаза, – вот они, понимаешь, где эти белогвардейские, наверное, гены старого офицерства сработали. Вот оно, настоящее, – не вытравить!» Цвел при этом подполковник, словно, это он сегодня жених.
Девушка приняла цветы вначале вроде даже чуть настороженно, но уткнувшись носиком в их мягкую, нежную запашистость, вдохнув, расцвела. Вроде как и не иностранка вовсе. Расцвела как наша, российская. От нашей её сейчас отличала разве только чужая военная форма, одежда, то есть и всё. А что форма, что одежда? Мы же знаем, так себе, считай женская тряпка другого фасона и только. И кто, скажите, против такого «жаркого» внимания и роз с дымкой устоит, а? Да никто.
Дирижер, входя в раж гостеприимного хозяина, как настоящий русский коробейник, широко разводит руками:
– А давайте мы вам сыграем. Хотите?
Переводчик не успел перевести, как она, прижимая цветы к груди, радостно закивала головой, догадалась, что ли, залепетала: «Оу, йес, йес! Грэйт, грэйт!»
Ну, если вы хотите грэйт, вы его получите. Грэйтнём, щас, для вас, мадам! Грейтнём! – светились лица музыкантов.
Какой день сегодня удачный, а, горели их глаза, просто счастливый! Невероятно хороший – пусть и вторник! Неправдоподобно приятный и возвышенный… Да-да, и вторники и понедельники, могут, оказывается, быть хорошими! Могут, поверьте. Пусть даже и в армии. Вот же ж!.. Музыканты на
