Васильевича народу собралось даже больше, чем прошлый раз. Отдавая дань уважения всей семье Гавриловых, пришли и те, кто не смог прийти на похороны Надежды Васильевны.
Многие лица показались Платону знакомыми, но узнал он лишь одну артистку Ладынину. Надежда Васильевна долгое время дружила с Тамарой Логиновой и была знакома с проживавшей в их доме Мариной Ладыниной.
Уже поздним вечером, после того, как в квартире остались лишь члены семьи усопшего, трое свояков опять привычно уединились, но теперь не на кухне, где три сестры мыли посуду, а в гостиной. А их пятеро детей тем временем оккупировали кабинет своего деда.
Беседа началась дежурным североамериканским вопросом Майкла:
– «Как дела!».
На что последовал не дежурный, находчивый, диссидентский ответ бывшего гегемона:
– «КэГэБычно!».
Разобравший слова, но не понявший отечественного юмора, Майкл, немного поразмыслив, недоумённо спросил:
– «А что, за тобой ФСБ шпионит!» – чем вызвал неподдельный гогот подельников.
На такой же вопрос, обращённый к Платону, тот ответил вполне серьёзно и искренне:
– «А я, наверно, один из последних поколения комиссаров, капитанов, старост и прочих красных командиров. А уж после меня пошло, в основном, поколение куркулей, рвачей и хапуг!».
Но сейчас начавшаяся беседа из политической быстро переросла в обыденно-бытовую.
В этот раз количество ими выпитого превзошло их потенциальные возможности. Егор, как самый старший, формально став теперь главой большой семьи, совместно с Варварой фактическим хозяином этой квартиры, подсознательно совсем расслабился.
Он давно так много не пил, и уже потерял прежнюю квалификацию.
Егор, Платон и Майкл, на этот раз уже как старые, закадычные друзья, более разоткровенничались, чем в начале лета. Егор, отпустив свои тормоза, даже перестал себя контролировать.
Его речь стала менее связанной, но более развязанной.
Постепенно их пьяная беседа перешла на личности жён.
Каждый из них был женат на сёстрах не первым браком.
Как часто бывает с пьяными людьми, в их поведении стали проявляться негативные моменты, скрывавшиеся ранее внешним лоском и наносной культурой поведения.
Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Вспоминая своих прежних жён, первым начал ностальгическое нытьё Егор:
– «Первая моя жена даже бельё постельное гладила! А вторая – указал он крючковатым пальцем на закрытую дверь, за которой недавно скрылась Варвара, – не гладит – и, икнув, продолжил – даже меня!».
Опечалившийся Егор взял в руки гитару, на которой когда-то играл весьма прилично, и затянул вульгарные песни из своей далёкой, буйной, хулиганской юности, невольно переходя на скабрезность:
– «Стоит статуя глазами
