похлопала ресницами, ожидая, что он снова заговорит, но белокожий молча щурился, словно пытался что-то во мне высмотреть.
В конце концов, я не выдержала и пояснила:
– Не помню имени.
– Чьего? – снова не понял он.
– Своего.
Лисгард сверкнул глазами и шарахнулся, как от прокаженной.
– Они с вами что-то сделали? – выпалил он изумленно. – Мы сотрем эту деревню в пыль! Найдем другую ферму для рейдов. Никто не смеет издеваться над эльфами!
Особо теплых чувств к фермерам я не испытывала. Тем более после того, как закидали меня тухлятиной и грозили жуткой расправой с отрезанием ушей.
Я немного помолчала, искоса поглядывая на белокожего. Тот аж светился от возмущения. Простояв в тишине несколько секунд, поняла, что остывать он не намерен.
Я осторожно проговорила:
– Нет, они ничего не сделали.
– Точно?
– Да, – подтвердила я. – Только пригрозили.
Белокожий выдохнул и проговорил:
– Значит, я вовремя успел.
– Если бы чуть позже, – сказала я, прочищая голос, – мои уши болтались бы на шее Старейшины.
Лицо Лисгарда снова вспыхнуло, серебристое лезвие меча опасно качнулось, блеснув в темноте подвала, словно само светится. Показалось, даже зазвенело.
– Они угрожали вам? – выдавил белокожий сквозь зубы. – Угрожать одному эльфу – все равно что угрожать всему эльфийскому роду!
– Что это значит? – осторожно поинтересовалась я.
Он ответил горячо:
– Нужно разобраться!
Я даже отстранилась, от белокожего повеяло праведным гневом. Глаза расширились, скулы заострились, словно у мертвеца, он скрипнул зубами. Вскинув мечи, Лисгард развернулся на месте и направился к выходу.
Весь его вид говорит о том, что сейчас устроит настоящую резню. Деревня зальется лужами крови, трупы детей и женщин в неестественных позах, отрубленные части тела, беспорядочно разбросанные по земле…
– Нет! – выпалила я в ужасе и зажала рот, понимая, как странно это прозвучало.
Белокожий замер и вопросительно посмотрел через плечо.
– Миледи? – сказал он и непонимающе прищурился.
Пока уши горячели от стыда, я мысленно себя ругала – он же освободил из плена, предлагает справедливую месть, а я вроде как недовольна.
Я едва заметно повернула голову и шевельнула левым ухом, чувствительный слух уловил слабое дыхание девочки, даже с такого расстояния слышу, как колотится ее сердце.
Напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Чтобы как-то его ослабить, я выбралась из камеры, обойдя истукана, и подошла к белокожему.
Воин молчит и неотрывно следит за каждым движением. Взгляд строгий, непонимающий, но без враждебности.
В голове зашумело, к горлу подступил комок, будто жабу проглотила. Я быстро
