И потому пуатевинские послы в обход короля немедленно понеслись в Париж. Через два дня после указа короля они были в столице Иль-де-Франса, и в этот же день отец Сугерий забрался в крытую повозку, обложенную для удобства шубами, и та понесла его на юго-запад. Дорога заняла еще пять дней. В кибитке аббат ел, в кибитке спал, пока менялись пейзажи, а солнце уступало место луне и наоборот.
Пуатье насторожило настоятеля Сен-Дени. Особенно когда он проходил мимо рыцарских рядов, охранявших королевский дворец. Что тут скажешь, военное положение!
Аббат Сугерий вошел в покои своего короля ровно в полночь, когда до истечения срока оставалось не более шести часов. За парижского священника молились в эти дни все наиболее состоятельные семьи Пуатье. У Людовика не было сна – он в мрачной задумчивости пил вино. Но, увидев своего наставника, король даже привстал за трапезным столом.
– Святой отец? – пробормотал он, держа в руке только что наполненный кубок.
В покоях дворца, где разместился Людовик, трещал дровами камин и горели в бронзовых канделябрах свечи. Сугерий, точно по воле Господа, перенесшийся за сто лье, разделявшие Париж и столицу графства Пуату, поклонился своему воспитаннику.
– Господь подсказал мне, что я нужен вам, государь, сегодня и здесь.
– Так уж и Господь? – не выпуская кубка из рук, нахмурился юный король.
– Да, Людовик, – кивнул Сугерий. – Господь сказал мне, что вы готовы совершить тот опасный шаг, за который можете позже расплачиваться всю жизнь.
– Вот как? – Людовик наконец-таки поставил свой кубок. – Теперь мне ясно, это пуатевинские мерзавцы осмелились вытащить вас из Парижа и заставили сюда приехать, не так ли?
– Мой милый Людовик, мой дорогой мальчик, – покачал головой настоятель аббатства Сен-Дени. – Разве могут какие-то «пуатевинские мерзавцы» заставить меня ехать куда-то? Конечно, нет. Все, что меня беспокоит, – это ваша чистая душа. Я никогда себе не прощу, если позволю дьяволу-искусителю наложить на нее тень. А вы, как я полагаю, уже близки к этому.
– Чтобы вы ни говорили, я распущу эту банду и возьму заложников! – отвернувшись к темному окну, бросил юный король. – Они поплатятся за свое предательство!
– Конечно, за предательство надо платить. На какой ценой? Стены Пуатье дрогнули от ударов ваших машин, и ворота открылись. Это хорошо. Банду заговорщиков и впрямь стоит распустить – на будущее будет наука. Но при чем тут дети этих людей? Ведь мы же не варвары, Людовик. И вы, король Франции, не хищный император древнего Рима, где человеческие жизни ничего не стоили. Где людей бросали львам на корм. И христиан – в первую очередь. А ведь вы хотите сделать то же самое с юными и ни в чем не повинными христианами. Так справедливо ли это? А если кто-то из них умрет в заточении, подумайте, на кого ляжет этот грех?
– На их отцов, – в голосе юного короля уже не было первоначальной твердости и бескомпромиссности. Он всегда прислушивался
