врачей, общественный интерес к учению Месмера в предреволюционной Франции остается исключительно высоким. Современные исследователи деятельности Месмера привычно указывают на несомненные гипнотические способности проповедника животного магнетизма, предвосхитившего своими сеансами практику гипноза, традицию групповой психотерапии и даже процедуры психоанализа[294]. По-видимому, на практике так оно и есть, но в теории животного магнетизма, сколь бы бегло она ни была изложена самим Месмером, гораздо больше оснований видеть предвосхищение современных теорий энергетического врачевания, восстанавливающего необходимый баланс в динамической природе человека[295]. Научные основания месмеровского учения коренились, с одной стороны, в гуморальной теории с ее принципиальным упором на главенствующую роль органических жидкостей, а с другой – в доминирующей в европейской науке со времен Ньютона идее об общегармоническом единстве живой и неживой природы. Проявление такого единства современники Месмера видели, между прочим, в явлении электричества, активно изучаемого одновременно с популяризацией животного магнетизма и также допускавшего его жидкостную (а с открытием гальванизма – и нервно-жидкостную) интерпретацию. В общественном мнении и неспециализированном употреблении представления об электричестве и магнетизме поэтому зачастую вообще смешивались, равно имея в виду нечто, что воздействует на человека, но при этом каким-то образом соприродно самому человеку.
Постулат Месмера о загадочном и незримом флюиде, связывающем человека и мир, оказался востребованным в этом контексте прежде всеми теми, кто так же, как и Месмер, настаивал на принципиальном «сочувствии» физического и духовного, гармонии микрокосма и макрокосма. В то время как ученые видят в Месмере меркантильного шарлатана, в глазах своих поклонников он все чаще рисуется в ауре не столько научной, сколько оккультной традиции, идейным наследником Пифагора, Парацельса, Вирдига, Нострадамуса, Роберта Фладда, Афанасия Кирхера, воскресившим полузабытые учения астрологов, алхимиков, ясновидцев и магическую практику врачевания. К концу 1780-х гг. учение Месмера находит приверженцев среди масонов, в частности сторонников графа Сен-Мартена (1743–1803), порицавшего Месмера за материалистическое объяснение животного магнетизма, но разделявшего постулат о взаимосвязи животного, космического и духовного мира [Viatte 1965: 223–231].
В России популяризация теории Месмера происходит с оглядкой на ее европейскую репутацию. С. М. Громбах полагал, что в России первой ласточкой в лечении животным магнетизмом стали попытки А. Г. Бахерахта в 1765 г. лечить магнитом зубную боль [Громбах 1989: 135, со ссылкой на «Санкт-Петербургские ведомости» (1765, № 42)]. Это, конечно, не так: идея Бахерахта использовать для лечения зубной боли магнит может быть только весьма ассоциативно связана с (еще не опубликованным в это время) учением Месмера о магнитном флюиде (занятно, впрочем,
См., напр.: [Chertok 1973].
Дилан Морган справедливо замечает, что «те, кто верят в энергетическую систему чакр и тому подобные манипуляции над телом, фактически гораздо ближе к идеям и практике Месмера, чем современные гипнотизеры» [Morgan 1994].
