нутром чую, что это ее на курсах научили все время повторять имя подопечного с такой особенно певучей интонацией.
– Но я же мать. Это что, ничего не значит? По-вашему, ничего не значит?! – Я снова визжу, слова вырываются из глотки – дракон, а не мать.
Она только вздыхает в ответ, моя злость терпит поражение, я бегу к входной двери и распахиваю ее. Из кармана кофты вынимаю щепотку табака, который принесла Софи по моей просьбе, и скручиваю сигарету. Возле крыльца валяются смятые окурки сигарет, которые я выкурила раньше и потушила о подошву. Я снова пристрастилась к табаку, быстро и легко, и он радостно ответил мне: «Ну, где же ты была столько времени? Я скучал!»
Неужели погода издевается надо мной всю неделю? Я бы хотела, чтобы разверзлись хляби небесные, обрушился град с куриное яйцо, ураганы ломали деревья, молнии испепеляли землю. Чтобы кто-то подал знак свыше – произошло нечто чудовищное, противоестественное. А вместо этого такой прекрасный вечер. Поля простираются передо мной, освещенные закатным солнцем. Воздух цвета золотистых персиков. На березе листья разжали крошечные кулачки. Полукруг заходящего солнца виден за деревьями, и кажется, что новая жизнь набухает под кожей земли, нетерпеливая и трепетная.
Тихие шаги за спиной, дыхание Марии.
– Простите, – тихо говорит она. – У меня нет детей. Несколько лет назад мне удалили яичники. Поэтому мне трудно представить, что вы чувствуете сейчас, а притворяться я не хочу.
Я понимаю, что ей непросто сделать такое личное признание, к тому же им, наверное, инструкция не позволяет говорить с подопечными о своей личной жизни.
– Простите меня… Простите, что кричу на вас. Я понимаю, вы здесь ради того, чтобы помогать мне, а я кричу на вас. Это ужасно с моей стороны.
– Да ничего, фигня это, – говорит она, и я улыбаюсь ей.
Все тихо и спокойно. Дым от сигареты завивается колечками, просачивается сквозь ветки деревьев и рассеивается в воздухе. Я представляю себе, как он летит над полями, словно что-то бестелесное. И несет частицу моих легких, а с ней – невидимое глазу послание, которое должно заразить страхом того, кто похитил мою дочь: «Берегись. Тебе объявлена война».
Я почувствовала дыхание Марии у себя на плече.
– Я хочу вам кое-что сказать. Когда вас одолевают такие мысли… ну, вы понимаете, о чем я… – Она замялась.
Я не повернула головы. Солнце еще немного опустилось, я стояла неподвижно.
– Мысли, от которых невозможно отделаться, – продолжала она. – Тогда нужно поступать вот как.
Голос у нее был тихий и мягкий.
– Это очень важно. Вы отводите в своей голове место для этих мыслей и складываете их туда. После этого запираете дверь на ключ, ключ выбрасываете и забываете дорогу туда. Вы меня слушаете, Бет? Вы слышите меня?
Я киваю, не оборачиваясь, и она продолжает тихим голосом, очень настойчиво:
– Вы должны повесить большую табличку «Вход воспрещен» на эту дверь. Ну, или на высокие ворота, через
