одной услуге.
– Приказывайте, – сказала она. – Теперь вы можете приказывать.
Я покачал головой:
– Нет, это именно просьба. Постарайтесь подружиться с леди Дженнифер. Сделайте над собой усилие!.. Это ненадолго. Я заберу ее в столицу. Вам придется притворяться доброй совсем недолго.
Она, хоть и держится прямо, как картина на стене, сумела еще больше откинуться на спинку кресла с высокой спинкой. В глазах мелькнуло удивление, сменилось облегчением, затем, к моему изумлению, проступил стыд, а щеки заалели..
– Неужели, – проговорила она с усилием, – я так плоха?
Я проговорил, опустив взор в тарелку:
– Вы… понятны, леди Элинор.
– Эгоистична?
– Это объяснимо, – ответил я дипломатично.
– Я стала такой, потому что жила полной хозяйкой в своем прежнем замке?
Я покачал головой:
– И это тоже. А еще… герцог. Вы ревнуете, леди Элинор. Дженнифер ежедневно могла видеться с ним, разговаривать, общаться, целовать его и обнимать, а вы всего этого были лишены.
Она опустила голову.
– Вы правы, – произнесла она едва слышно. – Она могла… и не пользовалась. А я этого страстно жаждала и… не имела возможности. Но у меня нет вражды к леди Дженнифер.
– Я знаю, – ответил я. – Вы как двое щенков, что отпихивают друг друга от мамы. Или папы. Но вы сильнее, леди Элинор! И не заметили, что не просто отпихнули его родную дочь, но и вообще загнали в угол и затоптали.
– Неужели так выглядит со стороны?
– Боюсь, – сказал я жестко, – так в действительности. Вы привыкли бороться, леди Элинор. А Дженнифер жила за широкой спиной отца и под крылышком матери. У нее нет умения постоять за себя, как у вас! И когда соревнование за внимание герцога перешло в жесткое соперничество, вы ее с легкостью затюкали, затоптали, забили! Она боится уже из своей комнаты показаться. А когда выходит, старается поскорее выскользнуть за пределы крепости.
– Вы такие страшные вещи говорите…
Я сказал решительно:
– Прошу вас поприкидываться хорошей матерью… или просто доброй женщиной не для того, чтобы восстановить добрые отношения, их не восстановить, а чтобы потом, когда случайно встретитесь через несколько лет, могли обняться… или хотя бы поздороваться, а не вцепляться друг другу в волосы.
Она несколько мгновений смотрела мне в глаза. Лицо ее неуловимо менялось. Я видел и стыд, и скорбь, и упрямство, и решимость, и гордость, наконец она глубоко вздохнула и проговорила упавшим голосом:
– Да… наверное, это единственное разумное, что я могу.
Низкое солнце нависает над зубчатой стеной и освещает под таким углом, что все камни стены и башни выглядят плотно подогнанными глыбами древнего металла, чужого и таинственного. Края вспыхнули напоследок, заискрились, от них даже брызнули искры, но тут же солнце ушло за стену, двор погрузился в плотную тень.
В щели кузницы пробивается багровый огонь,
