Теперь же частичка разума, специально отряженная для фиксации происходящего вокруг, спокойно наблюдала, как майор вышел из комнаты, и как почти сразу же трое японцев в белых халатах вкатили тележки с аппаратурой и устрашающего вида медицинскими инструментами. Последние напомнили Наталье кадры из незабываемой комедии про кавказскую пленницу. Здесь, пожалуй, шприцы были даже побольше, чем тот, который приготовили в фильме для Бывалого. Да еще и доктор; точнее, манипулятор этими инструментами, больше подходящими для ветеринара, «любезно» комментировал свои действия.
Серая Мышка, сейчас отринувшая все чувства, кроме нужных ей самой, на едкий комментарий доктора реагировала по-своему. Она не фиксировала резкие вспышки боли и хруст разрываемых толстыми иглами тканей; но слова японца, явно проинструктированного полковником, или другим сотрудником спецотдела, фильтровала и откладывала в памяти, надеясь позже, в спокойной обстановке (если такая будет), оценить полезность этой информации. Пока же росла и обретала в голове зримые очертания карта-схема собственного тела, в котором загорались тревожные точки. Одну из таких – самую болезненную и неприятную, указал полковник Кобаяси.
– В нос не забудь! – почти счастливо прокаркал он.
Доктор с отповедью – мол, не лезь не в свое дело – выступать не стал. Он загнал толстое орудие пытки в нос так, что внутри что-то громко хрустнуло, а эскулап злорадно сообщил, что отныне носик Натальи, свернутый немного набок ударом адмирала, выравниванию не подлежит. Что малейшая попытка вмешательства пластического хирурга приведет к немедленному взрыву, и что взрывчатки здесь хватит, чтобы женский череп разлетелся вдребезги.
– И не только женский, – хохотнул он, и тут же замолчал вслед яростному дерганью головой Кобаяси.
Крупиной сквозь полуприкрытые, внешне безучастные ко всему глаза, сверху – в зеркале – была видна лишь макушка полковника, но она не сомневалась, что его физиономия сейчас скривилась от гнева. Та часть ее сознания, что прилежно фиксировала данные, оставила зарубку в памяти:
– Ага – я теперь еще и радиоуправляемая бомба. Обниматься со мной теперь не рекомендуется. Никому.
Она тут же отметила еще один прокол – в прямом и переносном смысле – доктора.
– Ну вот, – сказал он, обращаясь непонятно к кому, – последний. Теперь на ближайшие два года это будет самая дорогая женщина в мире.
Голова полковника опять дернулась; и еще один пласт информации занял свое место в сознании Натальи: «Значит, вот сколько времени вы мне отвели, „дорогие товарищи“! Это еще вы сколько-то дней, недель, или месяцев в резерв отложили…».
Последний укол был особенно долгим. Доктор давил и давил на поршень шприца, выдавливая последние капли светло-желтой жидкости, в которой плавал очередной приборчик, уже занявший свое место. Мышка успела понять, что
