друга. Не стоило предавать семейные традиции: всегда и безусловно запрещалось прилюдно судить, перечить, ворчать. Запрещалось друг другу лгать, злословить и умолять. Правило нарушено, и этому должны быть внятные объяснения. Подошла, присела на пустой стул, опять вопросительно вскинула бровь. Август, приходя в себя после вспышки ярости, отвёл глаза.
Майя стремительно встала и снова отошла на своё излюбленное место у окна, сложила руки на груди, помолчала, ожидая извинений. Не дождавшись, спросила:
– Асти, ты сдурел так орать? Что с тобой? Базы – вообще не твой профиль. Если я правильно помню, до сих пор твоё дело – приоритетные направления деятельности. За тобой инвестпортфели и бизнес-планы. Но, насколько я знаю, у нас не планируется ни дробление, ни консолидация акций. Крупные сделки с имуществом не готовятся. Эмиссии ценных бумаг – тоже. Работа идёт своим чередом, до собрания акционеров ещё почти полгода. Нет ничего такого значимого, что привлекло бы к нам внимание инвесторов или прессы. Сидим ровно и работаем. Каким образом тебя касается технический сбой? Он что, нарушает твой контроль за реализацией стратегии? Я, в целом, могу уловить связь, но абсолютно не понимаю, зачем ты закатил моим подчинённым истерику.
Брат молчал, и это молчание уже всерьёз беспокоило.
– Асти? Ты слышал меня? Что за дикая публичность?
Август заворочался медведем в большом кожаном кресле, поставил локти на стол, спрятал опухшее лицо в ладони и глухо проговорил:
– Май, ты не доставай меня сейчас. Мне позвонил отец. Я не понимаю, почему мне. Почему не тебе. Я был не дома, толком не расслышал. Отец высказал мне… много чего. Я таким его вообще не помню: представь себе, он орал! Да ещё и вкатил мне за то, что я дома не ночую. Что я, маленький, что ли? Короче, это его требование, чтобы ты поехала в Екатеринбург. Я понятия не имею, откуда он узнал.
Майя потёрла шрам на виске: «Зато, кажется, я начинаю понимать. Над этим стоит задуматься всерьёз».
Между тем брат всё бубнил:
– А я нетрезвый! Я позвонил тебе. Мы приехали прямо сюда, я даже на Труворова не заезжал, чтобы переодеться! Ты же знаешь, я никогда не соображал в твоих примочках. Чёрт его знает, серьёзно это или нет. Это ты мне скажи. Ты же знаешь, когда нужно вмешиваться. А оказалось, что ты не в курсе! Получается, что он прав: ты стала подзабивать на банк!
Голос брата снова стал повышаться, и Майя в несколько больших шагов пересекла кабинет, сильно сжала его плечо и прошептала:
– Не кричи. О чём ты вообще говоришь, чёрт возьми? Что с тобой происходит, Асти? И где, кстати, Юл?
Август мотнул лобастой башкой, поднял на сестру пьяные и несчастные глаза:
– Я не кричу! Я не понимаю! А Юл уехал в Париж ещё два дня назад. Ты проводишь в банке кучу времени. Всю жизнь, Май. И я по журналу вижу. И отец должен. И дома тоже работаешь. Но, мне кажется, что-то происходит, потому что… А, чёрт, я ничего не понимаю! Как меня достало это всё!
