помрыбмастера зюзьгой грузит её в очередную бочку, а рыбмастер ковшом засыпает её солью.
Я сдыхаю, с непривычки, после двадцати поводцов, прошу подмены. Рыбмастеру это не нравится, он прогоняет меня на укладку вожака. Словесная перепалка перерастает в конфликт, я хватаюсь за шкерочный нож.
После выборки порядка мы – я, капитан и рыбмастер стоим в рубке, последний требует перевода меня в помощники коку. Я категорически не согласен, если не нужен на судне – пусть ссаживают на плавбазу. Капитан оглядывает меня.
– Петрович, – это он рыбмастеру, – ты что хочешь от парня? Чтобы он сразу силачём стал после курсантских хлебов? Он от работы отлынивает?
Рыбмастер смотрит в окно рубки, кивает отрицательно:
– Нет. Он на меня с ножом пошёл.
– Довёл, значит. И всё, хватит на эту тему! Пусть пока на вожаке посидит, мускулы нарастит. Брынцев останется на судне. – И мне:
– Свободен, Брынцев, отдыхай!
Мне хватило пары недель, чтобы стать равноценным членом экипажа. Морской воздух, отличное питание, добавляемое дарами моря, и прекрасный аппетит скоро округлили моё лицо, нарастили мускулатуру. Я, играючи, одной рукой, мог перевернуть и поставить «на попа» полную бочку.
Тело привыкло к качке, и я ходил по палубе как у себя дома, не хватаясь руками за дополнительные опоры.
Впереди – сто суток промысла, сто суток ежедневной, порой изматывающей работы, сто суток непросыхающей, постоянно влажной одежды, хлюпанья воды в кубрике, голоса ветра в снастях. Сто суток суровой мужской работы с постоянным риском быть смытым волной за борт, или погибнуть вместе с нашим судёнышком.
Новый год мы встречаем на подветренной стороне Фарер, ожидая захода на базу в Торксхавне, столице островов, чтобы очистить гребной винт от намотанных на него чьих-то обрывков сетей. По этому случаю первое января получилось выходным. 31-го мы выгрузили пойманную селёдку на плавбазу, получили привезенную ею корреспонденцию и затарились деликатесом; я, например, купил целый ящик апельсин. Вечером кок смастерил праздничный ужин, даже смог изготовить примитивный торт. Капитан выставил к ужину пять бутылок шампанского, его хватило ровно на то, чтобы шумно и весело, с лёгким опьянением, выскочить на палубу в начале первого ночи и понаблюдать, как люди празднуют наступление нового года. В тёмное небо летели ракеты, в том числе и с нашего судна.
Только второго нам разрешили заход. Мы прошли узким фиордом в довольно большую бухту. Первое, что бросилось в глаза – необыкновенно чистая вода в ней, чего у нас в Союзе нигде не было. В наших бухтах обычно столько мазута, грязи, фекалий, что были случаи, когда выброшенные за борт угли из камбузной плиты зажигали эту дрянь, вызывая пожар на стоящих у причала в пять – семь рядов судах.
Бухту окружают высокие сопки, похожие на египетские пирамиды, их склоны сложены террасами. Ни одного деревца, ни кустика, зато лужайки покрыты, несмотря на зиму, зелёной травой.
Пришвартовавшись, мы
