на этой половине дома мы видим его очень редко: он большей частью приходит и уходит через лабораторию.
– Ну, спокойной ночи, Пул.
– Спокойной ночи, мистер Аттерсон.
И адвокат с тяжелым сердцем отправился домой.
«Бедный Гарри Джекил, – думал он, – Чует мое сердце, что он попал в беду. В молодости он был отчаянный. Это, разумеется, было давно, но для божеских законов не существует давности лет. Да, наверное, так оно и есть; это призрак старого греха, язва тайного позора. Наказание подбирается pede claudo[6] годы спустя после того, как память позабыла, а себялюбие простило ошибку».
И адвокат, устрашенный такой мыслью, задумался о своем собственном прошлом и долго рылся во всех закоулках памяти, в страхе как бы какой-нибудь старинный грех, словно чертик на пружинке, не выскочил случайно на свет. Его прошлое было совершенно безукоризненно. Немногим дано было перечитывать свиток своей жизни с меньшими опасениями. И все же сейчас он устыдился многих дурных дел, совершенных когда-то. Зато воспоминания о тех случаях, когда он был близок к совершению дурного дела, но устоял, поднимали его дух и наполняли спокойной и смиренной благодарностью. И, обратившись снова к тому, что занимало его последнее время, он завидел искру надежды.
«У этого молодого Хайда, если в нем разобраться, – думал он, – наверное, есть свои собственные и, судя по его виду, мрачные тайны, перед которыми самые страшные тайны бедного Джекила покажутся лучом света. Долго так продолжаться не может. Страшно далее подумать, что эта тварь, крадучись, подбирается к постели Гарри, бедный Гарри, какое пробуждение! Ведь опасность в том, что, если Хайд пронюхает о завещании, в нем может вспыхнуть нетерпенье стать поскорее наследником. Да, да, я должен вмешаться и помочь, если только Джекил позволит мне, – добавил он, – если только Джекил позволит».
И снова перед его умственным взором четко, как на транспаранте, прошли странные условия завещания.
Доктор Джекил совершенно спокоен
По счастливой случайности две недели спустя доктор давал один из своих веселых обедов, на который созвал пять-шесть закадычных друзей – людей умных, почтенных и к тому же знатоков хорошего вина. Мистер Аттерсон нарочно остался после ухода других гостей. В этом не было ничего необычного, так часто случалось и раньше. Там, где Аттерсона любили, его любили от всей души. Хозяевам было приятно задержать у себя этого сухого юриста, когда остальные беспечные и болтливые гости уже стояли одной ногой на пороге. Приятно было, перед тем как остаться в одиночестве, посидеть в обществе тактичного человека, чье содержательное молчание отрезвляло и успокаивало после напряженности и возбуждения веселых часов. Доктор Джекил не представлял исключения из общего правила. Он сидел теперь по другую сторону камина – крупный, статный, моложавый человек лет пятидесяти, с некоторой хитрецой, пожалуй, но, безусловно, умный и добрый. И сразу было видно по его лицу, что он питает к мистеру Аттерсону искреннюю и горячую привязанность.
– Я
Прихрамывая
