скорее, чем кому-либо на свете, скорее, чем самому себе, если бы мне приходилось выбирать. Но тут совсем не то, что вам представляется. Вовсе не то. И чтобы успокоить ваше доброе сердце, скажу вам лишь одно: я могу отделаться от мистера Хайда, когда захочу. Клянусь, это так. Благодарю вас еще и еще раз. Добавлю к этому – я знаю, вы не рассердитесь на меня, Аттерсон, – это дело касается меня одного, не будем его трогать, прошу вас.
Аттерсон немного подумал, глядя в огонь.
– Вы, без сомнения, совершенно правы, – наконец сказал он, поднимаясь.
– Но если уж мы говорим об этом, и, надеюсь, в последний раз, – продолжал доктор, – то я хотел бы заметить вам еще вот что: я действительно принимаю очень, очень большое участие в бедном Хайде. Я знаю, вы видели его, он мне говорил. Боюсь, он был груб. Но я и вправду принимаю очень, очень большое участие в этом молодом человеке. И когда меня не станет, Аттерсон, пообещайте мне ладить с ним и поддерживать его права. Я думаю, вы поступили бы так, если б знали все. Вы снимете у меня камень с души, если дадите мне такое обещание.
– Не думаю, чтобы я мог подружиться с ним, – сказал адвокат.
– Я этого не прошу, – настаивал Джекил, кладя руку на плечо Аттерсона, – я прошу только справедливости. Я прошу только помочь ему ради меня, когда меня не будет на свете.
Аттерсон не мог подавить вздоха.
– Хорошо, – сказал он, – я обещаю.
Убийство сэра Кэрью
Почти через год, в октябре 18… года, весь Лондон потрясло известие о чрезвычайно жестоком убийстве, привлекшем особое внимание из-за высокого положения жертвы. Подробности были скудны и поразительны. Девушка служанка, жившая в доме неподалеку от реки, около одиннадцати часов вечера отправилась спать к себе наверх. Хотя в предрассветные часы город заволокло туманом, первая половина этой ночи была безоблачная, и переулок, на который выходило окно служанки, ярко освещала полная луна. Девушка, вероятно, отличалась романтическими склонностями, ибо она уселась на своем сундучке, стоявшем у самого окна, и погрузилась в мечтания. Никогда (говорила она потом, рассказывая об этом случае и обливаясь слезами), никогда еще она не была так миролюбиво настроена, никогда с такой теплотой не думала о людях. Сидя у окна, она вдруг заметила подходившего по переулку к ее дому старого красивого седовласого джентльмена и шедшего к нему навстречу другого, очень маленького джентльмена, на которого она сначала почти не обратила внимания. Когда они сошлись близко – это случилось под самым ее окном, – старик весьма любезно и учтиво, с поклоном обратился к прохожему. В том, что он сказал, не было как будто ничего важного. Пожалуй, судя по его жесту, он просто расспрашивал о дороге. Луна, когда он заговорил, освещала его, и девушка с удовольствием рассматривала его лицо. Оно дышало какой-то простодушной старомодной добротой и мягкостью, но в то же время выражало нечто вроде вполне заслуженного чувства собственного достоинства. Тут ее взгляд перешел на другого человека, и она с удивлением признала в нем некоего мистера Хайда, заходившего
