Гесс-старший даже не взглянул на Эйлин; сверкнув лысиной, он повернулся к ректору: – Господин Вейнгарт, уверен, вы понимаете. Мы забираем Рихарда домой на некоторое время.
Ректор примирительно кивнул.
– Вопросов с его посещением не возникнет, – сказал он. – Прошу вас, не нервничайте, мальчик наверняка расстроится, увидев мать в таком состоянии.
Женщина вздернула мясистый нос и шумно втянула воздух. Наверняка собиралась продолжить истерический монолог. Но господин Вейнгарт глянул на нее так, будто был врачом, предупреждающим сердечника воздержаться от прыжков с парашютом. В кабинете вместо упреков раздался лишь стон:
– Вы правы, Теодор. Полно. Вы мудрый человек и примете единственно верное решение.
Ректор помог госпоже Гесс подняться, легонько взял под руку и вполголоса продолжил говорить ей что-то о здоровье, апоплексическом ударе и тяготах сиротства, которые ожидают Рихарда в случае ее безвременной кончины. Дама согласно кивала. Тяжелые серьги с бриллиантами, некрасиво оттягивавшие ее мочки, подрагивали в такт.
– Лавкрофт, присядьте пока, – строго бросил ректор через плечо.
Гесс-старший помедлил, прежде чем выйти, и смерил Эйлин таким взглядом, словно она была кучей мусора в центре праздничной площади. Если сын с возрастом станет похож на отца, то будущее у мира, где власть принадлежит подобным типам, незавидное.
Конечно, о существовании магов знают лишь избранные, и все важные решения в любой точке планеты принимаются только после согласования в тайных сообществах… Но если судьбы вершат такие вот гессы, неудивительно, что люди сами приближают апокалипсис.
Эйлин обвела взглядом комнату. На стеклянном столике стояли две белые чашки, на одной – отпечаток лиловой помады госпожи Гесс, и еще одна, высокая, с причудливым узором золотых завитушек, в которых угадывалась львиная морда. Казалось, зверь скалился на Эйлин. Она сардонически усмехнулась в ответ. Плеснуть бы туда зелья, но момент упущен!
«Пользуйся тем, что дала мать-природа: глазки, губки, юбочки, – зашептал внутренний голос с интонацией Лири. – Если не поможет, плачь и бейся в истерике, пока у него инфаркт не случится». Нет, слишком дешевый трюк, ректор на него не купится, а очередного позора ей не вынести.
Эйлин присела на краешек кресла, провела пальцем по ободку «львиной» чашки ректора и усмехнулась: «Что я творю?» Со стороны она показалась себе хнычущей глупышкой.
Внутри будто лопнула натянутая струна. Неопределенность больше не пугала. Отчислят – ну и ладно! Станет гением-самоучкой. Эйлин удивилась собственному спокойствию. Чтобы отвлечься, она принялась изучать обстановку. Кабинет напоминал замок в замке. В углу, за тканевой драпировкой, – еще одна дверь. Стены украшены гобеленами, изображающими великих магов. Полки с книгами. Рабочий стол, заваленный кипой бумаг, пергаментов и ручек.
На камине и около него Эйлин заприметила несколько подсвечников. Наверняка старинные. Изящные, хоть и причудливой формы, но непрактичные. Неужели
