я тырился в дурдоме, когда тучки сгущались. И от скуки помогал санитарам. Поэтому я быстро Люську упаковал на вязки, которые изобразил из простыней, положил матрас около батареи и к ней буянку привязал. Позвонил в скорую, правда, объяснид все туманно.
Хорошо, доктор попался толковый и широкого профиля. За бонусы он попробовал все сделать в домашних условиях. И, слава Богу, получилось. Доктор и промыл ее со всех концов, и нашпиговал чем-то. Оставил ампулу и шприц – на рецидив возможный.
Люська спала, улыбаясь, а я, завернутый в простыню, курил на балконе. Сумки внизу не было. А ведь, кроме шмоток, у меня же в джинсах и документы, и бабки были. Твою же мать-то… Деньги-то – да хрен бы с ними.
Под утро Люся-террористка проснулась и потянулась ко мне целоваться. Ага, счас! Оказалось, у нее полный провал памяти. И она долго не верила моему рассказу. И, только когда не нашла моей сумки и одежды – до нее дошло и она взялась за голову. Объяснилось все очень просто. В тот день Люська пожаловалась подруге на головные боли. И та привезла ей какие-то пилюли импортные, которые не только избавили мою Клеопатру от головняка, но и настроение поправили. И до моего прихода мадам еще несколько раз закинулась этими колесами. А потом солидная доза коньяка – и перемкнуло у ей все муэжички.
Просидел там еще пару часов, пока кенты привезли одежку. И уехал с концами. Понимал, что ее вины нет никакой. Но чего-то внутри обломилось. Я до сих пор уверен, что из человека может выскочить только то, что в нем было. Он даже сам может и не подозревать о своих внутренних запасах.
Кстати, именно поэтому, когда подсирают, а потом все валят на то, что – «ну, прости, пьяный я был!» – меня это не утешает. И отношение к человеку – меняется…
Романтичная мужская любовь
С детства был я к жизни очень любопытен. Очень любил знакомиться с новыми людьми, мне все было интересно.
А когда наступил определенный период моей взрослости, новые знакомства происходили, в основном, в застольях, на рыбалках, на скамейках в парках… в подъездах. Вот тогда-то у меня и начал пропадать энтузиазм к общению со всеми подряд. Жизнь подбрасывала мне такие сурпризы, что я, бывало, долго и ошалело встряхивался, как пес, которого случайно облили помоями. И потом какое-то время на всех окружающих смотрел настороженно и подозрительно.
А ближе к старости я вообще сделал себе парадное крыльцо, где всех и встречал. Еще завел сторожевых злых собак. И внутрь своего душевного дома мало, кого пускал. Если же человек пытался просто вломиться ко мне, я с удовольствием спускал с цепи всех собак. Почему и получил в определенных кругах репутацию личности грубой и даже е… нутой.
А что было делать? Ну, на хрена бы мне было общение вот с таким кренделем, с которым я познакомился в парке Горького?
Я сидел на скамейке, не шалил, никого не трогал. Настроение
