все, чего только может пожелать рядовой обыватель (если, конечно, не считать временное отсутствие загородной дачи), но он почему-то не чувствовал себя счастливым. Вот и сейчас он ехал в вагоне метро в самом дурном расположении духа. Он пытался понять, что его не устраивает на данный момент, и не мог найти в собственной жизни ничего такого, из-за чего стоило бы духом падать.
Элла была дома. Как всегда, красиво причесана и накрашена. Друзья Лукьянова не переставали восхищаться тем, что его жена всегда в полной боевой готовности, когда бы они ни задумали завалиться к ним в гости. Сейчас на Элле были надеты серые короткие брючки и свободная футболка в синюю и белую полоску. Никаких домашних тапочек она не признавала, а потому на ногах были надеты домашние туфельки из мягкой бежевой кожи.
Лукьянов с большим неодобрением посмотрел на эти туфельки и удивился сам себе. И чем они ему не угодили? Неужели было бы лучше, если бы Элла ходила по дому в разношенных шлепанцах и смятом запятнанном халате! Гораздо неприятнее туфелек были Эллины губы, жирно намазанные коричневой помадой. Нет, конечно, этот цвет ей шел, но к чему косметика дома?
– Ванечка, ты пришел! – радостно проворковала Элла и поцеловала мужа в щеку. Он торопливым движением стер со щеки след губной помады, сразу прошел в ванную и сунул руки под струю горячей воды. Его почему-то передернуло, когда он смывал с пальцев блестящие коричневые полосы. На щеке тоже остался след. Лукьянов старательно стер его полотенцем, после чего сразу бросил его в корзинку для грязного белья. Кроме полотенца, в ней не было ничего. Элла непостижимым образом успевала все: и в спортзал сходить, и на работу, и уроки у сыновей проверить, и белье простирнуть, и обед приготовить. Надо было бы радоваться такой женской мобильности, а Иван Андреевич почему-то раздражался с каждым днем все сильнее и сильнее. Он посмотрел на свое недовольное лицо в зеркало, и настроение окончательно упало до нуля. Вот сейчас он выйдет из ванной, и Элла подаст ему роскошный ужин. Рядом с его тарелкой будет непременно стоять маленький стаканчик с какими-нибудь цветочками или веточками, перевитыми розовыми или голубыми ленточками. Элла однажды увидела такой элемент сервировки стола в каком-то журнале и взяла его на вооружение. Если бы она только могла предположить, как Лукьянова тошнит от этих ленточек.
Как и ожидал Иван Андреевич, на столе возле его тарелки с удивительно красиво поджаренной золотистой рыбой действительно стоял маленький букетик тоненьких березовых веточек с недавно проклюнувшимися ярко-зелеными листочками. Ленточка на этот раз была под цвет жареной рыбы – золотистая. На полу, прямо под рыбой, сидел кот Михаил и напряженно вглядывался в глаза хозяину с выражением немого вопроса на потешной полосатой мордочке: даст или не даст? Иван Андреевич и дал бы, но знал, что Элла тут же закричит, что котам рыбу нельзя. И с чего она это взяла? Возьми любую детскую книжку – там всегда коты лакомятся свеженькой рыбкой. Впрочем, Михаил
