склоне горы, как рана, зияли развалины. Это была старая церковь, высеченная прямо в известняке, – обвалившийся купол и маленький зал, похожий на открытую всем ветрам, всем дождям пещеру. У обочины дороги были разбросаны крупные валуны. Джип остановился – они все вышли. Валуны были нагромождены не просто кучей, складывалось впечатление, что когда-то очень давно они ПЕРЕГОРАЖИВАЛИ дорогу, как стена. Тут же был навален грудой и еще какой-то мусор. Приходько увидел старые автомобильные покрышки, сложенные вперемешку со сгнившим валежником и бревнами. Если скопище валунов было похоже на рукотворный барьер, то кучи покрышек и дров очень напоминали… кострища, которые кто-то подготовил, чтобы поджечь.
Приходько нагнулся и вытащил из мусора ржавую канистру. Она еще хранила запах бензина.
– Знаете на что это похоже? – сказала Рая Чистякова. – На рубеж обороны.
Они вошли в разрушенную церковь. Стены были густо замазаны черным. Возможно, тут когда-то были фрески, а может, и нет.
– Известняк. Тут в горах его раньше добывали, – сказал Сокол, дотрагиваясь до камня. – Значит, поблизости находится шахта или штольня. Надо узнать у кого-то из местных, не может такого быть, чтобы тут совсем никто не жил.
Мотор джипа нарушил тишину. Шофер Небойша включил магнитолу, даже громкость прибавил: бормотание какой-то далекой радиостанции, помехи, обрывок музыки – рок-н-ролл, снова помехи, щелчки, шипение, потом голоса, поющие албанскую песню, – волынка-гайда, флейта-зурна, барабан. И как будто это та же самая песня или все здешние песни похожи друг на друга? Один голос, два голоса, три-семь голосов, то сливающихся, то расходящихся октавой.
Налетел порыв ветра, и где-то там, за горой, глухо и пока еще невнятно заурчал гром. Радио умолкло. Солнечный свет стал оранжево-тусклым. Он не померк, не погас, он как-то тихо умирал, сочась сквозь листву – обтекая стволы, обволакивая ветви, делая все ясно видимым, четким, почти осязаемым и одновременно нереальным.
Это Олег Приходько по прозвищу Троянец помнил очень хорошо и очень долго – потом.
Оранжевость, яркость, распадающаяся на отдельные пятна. По лобовому стеклу и по крыше джипа забарабанили капли. Все быстрее, все громче, все чаще. И вот уже дробь превратилась в ливень. Гром прогремел ближе, но по-прежнему мягко. И молнии никакой не было перед этим – они не заметили молнии. Их взгляды приковало ДРУГОЕ.
Облупленные домишки под черепичными крышами ползли вверх уступами по склону горы среди зелени и серых камней. Разбитая, выложенная булыжником улица уводила к рыночной площади. На самом верху – развалюха с проваленной крышей и зияющими дырами окон – и ВСЕ ЭТО сквозь струи дождя, сквозь мокрую мглу, которую хотелось раздвинуть руками, откинуть прочь, чтобы убедиться… что это действительно существует – здесь. И там – в Требиште, которое они покинули… Или только здесь… Пропитанная дождем призрачная копия, слайд, вмонтированный в пейзаж, обман зрения?
Словно и не было никакой дороги в Крум…
