не дергай ее, Степ, она еще паспорт не получила, пока документы сдаст, сам знаешь, сколько это времени берет, – начала она.
Мне показалось, я не расслышал.
Паспорт? У нее что, нет паспорта?!
Ну да, а ты что, не знал? Она еще осенью в ларек заложила, а те потеряли. Вот теперь бегает, делает. Так что ты тоже там не дергайся, как сделает, так приедет.
Вот оно что. У нее не было паспорта и тогда, когда она умоляла меня бросить Магду и поехать с ней. И той ночью безумных клятв, когда наутро мы должны были уже купить билет. И когда она бросила мне шепотом: «Какой ты жестокий», у нее не было паспорта.
Понимала ли она, на что она обрекает меня и, главное, Макса, лишив поддержки Магды? Понимала ли, какую предательскую подножку делает мне?
«Возьми, возьми все! Я продам квартиру, продам дом, все продам. Только не бросай меня, я сдохну»… – поправляла левой пятерней затасканную от частых прикосновений челку.
Глава 13. Расписные стены
В последние недели ни среды, ни четверги, ни пятницы не удавались. Тоска наваливалась по вечерам. Заказчики звонили в три часа ночи.
Сначала думал, что звонок – это сон. Обычно в такое время раньше, на родине, звонил кто-то из пьяных знакомых. Настаивал на немедленной встрече. Я клал трубку и засыпал с тающим сочувствием чьему-то завтрашнему похмелью.
А теперь кто из пьяных решил немедленно выписать меня к себе?
Алло.
Степан?
Я.
Это Алексей Петрович. Я хотел бы отменить договор. Завтра вы сможете к девяти?
Ээээ…
Тогда после обеда жду вас.
Хорошо… А что случилось?
Это не телефонный разговор, – сухо, – все, завтра я вас жду.
Ни тебе «простите за поздний (ранний) звонок», ни «я вас не разбудил?». Что вы, какое беспокойство, какой сон? Мы только затем и работаем, чтобы нас поднимали под утро такие копеечные заказчики, как вы, Алексей Петрович.
Проснулся Макс:
Пап, кто это?
Спи, маленький, спи.
Пришлось выйти на балкон и выкурить полсигареты.
Это заказ от издательства сборника графоманов. Они платят – их публикуют. А я всего лишь иллюстрирую их витиеватую безобразность.
Часть денег от заплаченного аванса по дороге домой мы уже потратили на еду. Хорошо, что не сильно размахнулся – так, сахар, молоко, масло… И это человек, у которого трогательные, хрупкие, тонкие стихи и совершенно потрясающие недетские сказки? Я уже представлял игрушечные косенькие домики, тропки без конца и края, милых голубушек у колодца… Такими я задумал свои иллюстрации к его красивым лубочным историям.
Я лег. Меня затрясло. Забытое ощущение ужаса наползало, забирало под одеялом. Как всегда, испугался, что разобьет инсульт.
Представилось, будто умираю. Или становлюсь лежачим. Макса отдадут Инге Петровне.
