жизнью она, конечно, искала работу. Какого – то энергетика или управляющего. После очередной массовой рассылки резюме и тишины, следовавшей за этим криком в пустоту, ходила мрачная. И я, хронически слепой и глухой от напряженного ожидания звонка Эли, думал, что это причина.
Но однажды услышал, как она разговаривает с Петром. Узнал, но продолжал играть по правилам, приходил вечером после работы, как настоящий муж.
Как поговорили? – нанизывал колечки баклажана на вилку.
Нормально. Объект заканчивают.
«Нормально…»
Понимающе кивал. Додумывал остальное сам. Он, конечно, умоляет вернуться. Она пока ломается. Пока. Я стал ждать – когда. И все же надеялся на чудо. На то, что прирастет к чужому ребенку. И ко мне.
Так мы и верно зажили втроем: я, Магда и Петр.
И однажды все случилось.
Глупая белела на столе бумага из моих – взяла первую попавшуюся, акварельную. И спотыкающийся, неровный карандаш заполошно метал бисер:
…Дорогой Степа, я люблю нашего Максимку. Но, Степ, я хочу своего (вычеркнуто) моего. Мне 35 лет, сколько мне осталось?!! а ты все равно меня не любишь. Если увижу Эльзу, передам, что ты ее ждешь. И, Степа, если что звони, насчет Макса что узнать или просто – я на связи. Просто не смогла так (крупно) больше. Надеюсь на твое понимание. Магда.
«Уважаемый абонент, в связи с техническими работами, ресурс будет временно недоступен. Период блокировки связи неизвестен. Надеемся на ваше понимание» – вот на что похоже твое письмо, дорогая Магда.
И слезы из глаза, как по заказу
и листок на столе, испещрен тесный.
Твоей ложью обезвожено сердце.
Впервые после садика мы не пошли сразу домой – сегодня Макса не ждала любимая курица в карамели.
Зашел, встал посреди вагона. Пацан лет пятнадцати. Негромко начал:
– Люди добрые, помогите, кто чем может. Ради Христа и Господь… Хлебушка, булочки, кто чем может. Мать у меня сгорела, выпивала, закурила и заснула. Дом сгорел, нам с братиком десяти лет негде жить. Помогите на прокорм брата. Кто чем может, ради Христа и Господь…
В запасе у меня было несколько телефонов служб. Я их записал, как приехал на случай, если совсем будет худо.
Когда малец пошел по вагону, остановил, усадил напротив.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
Вот почему его под опеку не берут.
Женщина на соседнем сидении охала и причитала:
– Такие маленькие, а одни остались.
И смотрит на меня и на мальчика.
– Мне бы брата пристроить. Сам я как-нибудь заработаю.
Тон его и помыслы вызывали уважение.
Ещё не потасканный и уже вонючий. Физиономия ещё не разбухшая от этила и уже усталая. Глаза не погасшие,
