бездною, без эха я пою
И тайные стихи обдумывать люблю.
1. «МАРИЯ»
Тебе … но голос музы темной
Коснется ль слуха твоего?
Поймешь ли ты душою скромной
Стремленье сердца моего?…
Иль посвящение поэта
Как утаенная любовь
Перед тобой, как мимо света
Пройдет непризнанное вновь?
О, если примешь тайны звуки
Цевницы, преданной тебе,
Верь, Ангел, что во дни разлуки
В моей изменчивой судьбе
Твоя печальная пустыня,
Твой образ, звук твоих речей —
Одно сокровище, святыня
Одна печаль души моей.
(Автограф V, 324)
При анализе «Посвящения» (как и ряда других стихотворений) необходимо учитывать одно обстоятельство: Пушкин не только был убежден в бессмертии души, как все люди своего времени, но, подобно великим поэтам прошлого, верил в любовь за чертой земной жизни. О чем свидетельствуют лицейские стихи 1817 года:
Ты прав: душа бессмертна, слова нет,
Мои стихи пускай умрут.
Глас сердца, чувства неизменны
Наверно их переживут!
(I, 258)
И стихотворение 1822 года: «Вы нас уверили, поэты»:
Как ничего? что ж за могилой
Переживет еще меня?
Во мне бессмертна память милой,
Что без нее душа моя?
(2, 2, 757)
Вариант: «Он мой, он вечен образ милый», – дополняет сказанное.
Ср. вариант «Посвящения»: «Твой образ вечно мой».
Это неразрывное единство – бессмертие души и великой любви, отраженное в «заветной лире», звучит и в обращении к Мельпомене, то есть к Музе трагедии, о чем забывают биографы, толкуя «Памятник» 1836 г. в мажорном ключе: «Нет! Весь я не умру: Душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит…».
Прочтенное в этом свете, не заставляет ли посвящение думать, что обращено оно к образу женщины, которая уже умерла?
Текстологи «Полтавы» исповедуют другую точку зрения. П. Е. Щеголев, а вслед ему Л. П. Гроссман, Т. Г. Цявловская, И. В. Измайлов и др. отнесли «Посвящение», как и образ Марии, к пережившей поэта М. Раевской-Волконской. Но тогда встает проблема прототипа героя поэмы – «Мазепы», что ставит исследователей в затруднительное положение: либо идти далее и считать, что в образе коварного «змия» Мазепы, «не ведающего святыни», «презирающего свободу» – Пушкин видел С. Волконского, – либо признать гипотезу несостоятельной! Но стереотип оказался живуч и узаконен во всех изданиях сочинений, хотя сложившейся точке зрения противоречат рукописи Пушкина.
Рассмотрим некоторые из них, имеющие для данной темы принципиальное значение.
На полях рукописи II гл. «Онегина», возле стихов: «Не пел порочной он забавы. Не пел презрительных Цирцей…» – то есть биография поэта Ленского – мы видим так называемый «старческий» портрет Пушкина, профили Екатерины и Марии Раевских. У Марии
