вдоль ущелья. На повороте махор остановился. Долина была совершенно безлюдна и безмолвна. На самом высоком зубце отвесной скалы, справа, сидели в ряд несколько коршунов, совершенно неподвижных, точно парализованных зноем. Паакер преклонил голову перед этими священными птицами великой богини Фив[39], и обе женщины молча последовали его примеру.
– Вот там, – махор указал пальцем на две хижины, построенные из высушенного нильского ила, прижимавшиеся к левой стене ущелья. – Это хижина, которая лучше сохранилась, возле пещеры в скале.
Бент-Анат с замиранием сердца направилась к этим уединенным жилищам. Паакер пропустил женщин вперед, и все они вскоре очутились перед грубой огорожей из тростника, пальмовых ветвей, терновника и маисовой соломы. Внезапно раздался надрывавший сердце крик, заставив женщин остановиться. Неферт вздрогнула и прижалась к своей спутнице. Обе стояли, точно околдованные, в течение нескольких минут, затем царевна сказала махору:
– Ступай впереди нас в хижину.
Паакер низко поклонился, но заметил:
– Я позову Пинема, разве мы можем перешагнуть через этот порог? Ты знаешь, что в таком случае мы осквернимся.
Неферт умоляюще смотрела на Бент-Анат, но царевна настаивала на своем:
– Иди вперед, я не боюсь осквернения.
Махор, все еще колеблясь, воскликнул:
– Неужели ты хочешь прогневить богов, а сама…
Но царевна не дала ему закончить. Она кивнула своей спутнице, однако та, в ужасе подняв руки, вся сжалась. Тогда, оставив Неферт с махором, Бент-Анат зашла через проем в плетне в маленький дворик, где лежали две козы коричневой масти, стоял осел со спутанными передними ногами и несколько кур копались в пыли, напрасно ища корм. Она стояла одна перед отворенною дверью хижины парасхита. Никто не замечал Бент-Анат, она же не могла отвести своих глаз, привыкших к роскоши и порядку, от мрачной картины. Дверь была слишком низка для ее высокого роста, царевне хотелось умалиться и, вместо того чтобы блистать великолепным нарядом, облечься в нищенское рубище. Ее чуткая душа понимала, насколько чужеродна она всему окружающему ее теперь, понимала, что здесь, где господствует нищета, ее появление так же неуместно и режет глаза, как великан среди жалких карликов.
Но она зашла слишком далеко, чтобы отступить, хотя охотно сделала бы это. Чем дольше она вглядывалась в полумрак хижины, тем больше чувствовала бессилие своего царского богатства, ничтожность обильных даров, которые она принесла с собою, и сознавала, что может ступить на пыльный пол хижины лишь со смирением и умоляя о прощении. Помещение было низким, хотя и не особенно тесным, и странным образом освещалось двумя скрещивавшимися потоками света, падающими из двух отверстий. Один выходил из двери, другой – из дыры в ветхой крыше. Здесь, пожалуй, еще никогда не собиралось так много и настолько разных гостей. Всеобщее внимание присутствовавших было устремлено на группу, освещаемую потоком света из двери.
На
Богиня Фив – Мут, вместе с Амоном и Хонсу она составляла фиванскую троицу; в их честь был возведен большой храм в Фивах (Карнак).
