его девочка, надежда и опора оставшихся лет его неудавшейся жизни, окунувшись с головой в своё беззаботное студенчество, постепенно отдаляется, всё реже и реже нуждаясь в нём. К тому же ей дали стипендию, маленькую, но всё же – при её неизбалованности, привычке экономить и соразмерять свои девичьи нужды с возможностями отца необходимость в нём не то чтобы отпала совсем, но как-то заметно обузилась. Конечно, теперь они жили в разных концах города, но дело было не только в расстоянии: одновременно с этим что-то и совсем другое, открытое им в дочери недавно, настораживало Адольфа Ивановича, не давая ровного покоя, на который он, как ему казалось, смел рассчитывать.
Потом понял, по прошествии нескольких месяцев, – виной тому прошлое убожество, всё это многолетнее беспросветно-одинаковое прозябание в запылённом степном захолустье, откуда при его каторжной работе и носа не высуни в большую и разноцветную жизнь. Тут же, в городе, дочь оторвалась, заискрилась, задышала свободней, веселей, привольней. И не стоит ей знать того, что произошло, решил он в итоге, вернувшись. Пускай радуется и учится, сам же он продолжит заниматься тем, чем занимался всегда, но уже без пыли, свалки, без раздражительных звуков гонга к побудке и очередному лагерному построению – без всей этой чёртовой пустыни, окончательно умершей для него вместе с навсегда убитыми картинами. Тем более, подумал он, подводя итог своим печальным размышлениям, что так и так за годы, что занимался живописью, не удосужился заиметь мольберт, настоящий, а не кое-как приспособленный для любимого дела, сколоченный когда-то из грубовато обтёсанных, отодранных шкуркой палок и нескольких планок такого же неказистого сорта.
Свой Политех Евгения Цинк закончила в 65-м с красным дипломом, и это уже вошло у неё в привычку, сделавшись почти традицией, – быть первой, лучшей и в большинстве случаев знать о себе такое заранее. Учёба давалась легко: это было и там, в степной комбинатовской школе, так же стало и здесь, на факультете, – равно беззаботно и совершенно необременительно для её быстрой и ладно устроенной головы. Специальность – «Электрификация и автоматизация наземных горных работ», полученная в результате пятилетней учёбы, честно говоря, не казалась Женьке мало-мальски привлекательной и хотя бы в чём-то перспективной. Снова на разрез? Туда же, в тьмутаракань, где добывают уголь и руду? Когда поступала, выбирать не приходилось: она сначала пошла было на «экономику горной промышленности», но ей сказали – в бухгалтера метишь, понимаем, а только, если хочешь койку в общежитии заиметь, надо бы перевестись вот сюда, тут у нас недобор, а у страны – потребность, вот и думайте, Цинк, чего вам больше надо.
Отец не вмешивался, она просто не ставила его в известность обо всех этих перипетиях, опасаясь, что тот волевым образом отменит ей общагу, а вместе с ней мечту о ранней самостоятельности и, как следствие, глотке первой городской свободы. И вот учёба осталась позади вместе со всеми студенческими и городскими радостями; впереди же, судя по спискам,
