собравшись, она убыла к месту будущей работы. Там ей дали комнату в общежитии, отдельную, как и обещали, сказав, что временно и что как понаделают во Владиленинске домов побольше, тогда и она сможет на отдельное жильё рассчитывать, если всё у неё сложится хорошо, если не подведёт тех, кто в неё поверил.
14
Павел Сергеевич Царёв оказался в её КБ не по прямой надобности, а скорее в силу неугомонности своего характера, чтобы лично проконтролировать ход выпуска рабочих чертежей под ИСЗ «Полёт-6», контрольный пуск, носитель РН УР-200, испытание военного спутника-перехватчика. Перехватил заодно и Женечку Цинк, сотрудницу, чертёжницу от Бога. Словно собственная рука на ключе “Пуск” оказалась вдруг и сама же ключ тот повернула, разом, одним решительным поворотом. Просто понял – она. Почему понял – не стал вдумываться.
Её привезли к нему, как и было договорено, сразу после работы. Она даже не успела переодеться, поскольку не точно знала, в какой из дней он с ней свяжется. Знала бы – отказалась, наверное, от унылого жакета серой масти, или хотя бы сменила бы под ним блузку на чисто белую вместо этой ошпаренной. И голову сделала бы по новой, навернув в ночь бигуди вместо того, чтобы остаться один на один со вчерашней, уже не самой подходящей волнистостью.
Царёв, получив её согласие, тоже, разумеется, знал всё наперёд: что будет у них и как, поскольку принял для себя решение окончательно. Так у него было с ракетами, так было и со всем остальным. У него были большие права, и даже слишком: для своего дела он мог привлечь любого гражданина, и не было бы ему в том отказа. Сейчас ему нужна была Евгения Цинк, чертёжница.
Спорить и не соглашаться с ним пробовали с переменным успехом все, вплоть до номера Первого, которого гений Главного конструктора отправил туда, где никто до него не бывал. Уже начиная с номера Второго, последовавшего вскоре вслед за Первым, желающих оспорить любое его решение не находилось, даже в так нелюбимом им ЦК. Для них он был знак, символ, прорыв. И в то же время – непробиваемый щит и остро отточенная алебарда. Без него страна уже не могла обходиться, как обходилась раньше, теперь она зависела от Павла Сергеевича Царёва в самом прямом смысле. Он был им нужен, и он как никто другой это знал. Как и в той его главной жизни, всё, чего хотел, он добивался и в этой, и потому решение соединиться жизнями с Евгенией Адольфовной зависело уже не от обоих, а лишь от него одного. Как бы он к себе ни относился, как бы порой ни недолюбливал в себе свои ужасные недостатки, реально оценивая их пронзительно умной и ясной головой, он хорошо понимал в то же время, что победит любого или любую. Сейчас – конкретно её, свою будущую жену, подругу на оставшуюся часть жизни.
А ещё хотел детей. И каждый раз сам себе говорил – нет. И не только потому, что за все предыдущие годы не мог себе позволить сложить жизнь свою и ещё чью-то в единое целое, – просто одолевали сомнения иного порядка, зародившиеся ещё до тюрьмы, владимирской шарашки, в
